"Ольга Елисеева. Дерианур - море света " - читать интересную книгу автора

университет, полагая, что для вас будет полезнее заниматься науками, а не
долбить устав караульной службы. - Григорий Матвеевич перевел тяжелое
дыхание. - Считая неудобным оказывать помощь лишь своему сыну, я оплатил и
ваше пребывание в классах. Я потратил на вас столько денег, сколько никогда
не позволял себе тратить на себя. За время вашего прошлогоднего пребывания
в Петербурге вы издержали более ста рублей. Мне остается только склониться
к мысли, что вы мотали, развлекаясь карточной игрой, пьянством и так далее.
Под словами "так далее" Кисловский понимал женщин. Когда он говорил:
"Я еду в коллегию и так далее", -- можно было пребывать в полной
уверенности, что вечером его дома не окажется, он завернет к некой даме на
Кузнецком мосту и будет пить у нее кофе со сливками до утра.
"Самое смешное, -- думал Потемкин, -- что в Петербурге я не только не
мотал, но и едва сводил концы с концами". Сто рублей пошли на прокорм еще
нескольких товарищей, которым родные не смогли ссудить для поездки
сколько-нибудь приличной суммы и купить платья. А жить приходилось при
дворе. Гриц жестоко презирал пару очень состоятельных воспитанников,
которые отправились с ними не столько по выбору самого куратора, сколько по
указанию на них со стороны преподавателей, которым хорошо заплатили
высокопоставленные родители студентов. Эти сынки откровенно гнушались своих
непритязательных спутников и с самого первого дня откололись от них,
стыдясь показываться вместе.
-- Вы взяли себе привычки не по чину! -- Кисловский готов был
разнести стол вдребезги. - Вы бездельник и дармоед! Да, сударь мой,
дармоед. Я не сумел вырастить из вас дворянина, моя вина. И видеть вас в
своем доме я более не желаю. Знать не хочу, что с вами дальше будет. Вон!
Немедленно!
Потемкин поклонился и быстро вышел.
Сборы оказались почти молниеносными, так как он считал себя не в
праве взять большую часть вещей, купленных на деньги все того же
Кисловского. Гриц вышел из дому в чем был, прихватив только связку книг и
теплый плащ.
Итак, его выгнали, не дав даже денег на дорогу. Ну, деньги он,
положим, еще займет, но стоит ли вообще ехать?
На улице пыльный ветер крутил первую опавшую листву, в палисадниках
рдели клены. Кто-то смеялся на втором этаже старомодного допетровского
дома. Во дворе палат бояр Стрешневых толстые бабы выбивали ковер. Кому
теперь принадлежали палаты? Чьи были бабы? Чей ковер? Кто смеялся в
открытом окне? Потемкин не знал. Он брел, опустив голову, поминутно
спотыкаясь о выбоины в булыжной мостовой. Ломоносов из него не вышел, да и
вообще сил создать из себя что-то путное бывший студент не чувствовал. Куда
он шел? А куда ему было еще идти?
В последние полгода Гриц чуть было вовсе не переселился в
Заиконоспасский монастырь. Гонимый из классов университета скукой, он
как-то раз забрел сюда, прослышав о богатстве монастырской библиотеки.
Конечно его бы не пустили, но... все же племянник президента
Камер-коллегии, и сам митрополит Амвросий говорит о нем очень хорошо... С
неохотой и оговорками студента провели к книгохранилище, но предупредили,
что почти все книги по-гречески, так что юноша едва ли сможет удовлетворить
свое любопытство. Каково же было удивление братьев, когда они услышали, что
именно греческие книги и интересуют молодого гостя. К этому времени