"Никита Елисеев. Судьба драконов в послевоенной галактике (Фантастический роман)" - читать интересную книгу автора

- Мне так нравится, - сказал я и обнял ноги Мэлори, потерся о них
щекой, - очень.
- Еще бы тебе не нравилось, - Мэлори несильно подергала меня за волосы,
- тебя-то папа с мамой, постанывая от удовольствия, сработали, а надо мной
художники, скульпторы, компьютеры, роботы, ученые, институты, лаборатории -
мозг и мускулы всей планеты трудились.
Я отодвинулся.
- Зачем ты так говоришь?
Мэлори присела на корточки, заглянула мне в лицо:
- Джек, ты чего сегодня такой?
- Какой?
- Нудный... Будешь дундеть - я к тебе больше не приду. Понял?
Я кивнул.
- О, кстати, - она хлопнула меня по плечу, - мне и так-то немного
осталось...
- Как? - я бросил Мэлори на землю и вцепился ей в плечи. - Как?
- Пук, - спокойно ответила Мэлори, - Дракоша проголодался. Были
смотрины. Конкурс. Я набрала 120 очков. Высший балл... Уникальный случай,
между прочим. У Дракоши глаз побелел от восторга, с мраморной стенкой
слился. Такое было в истории орфеанумов всей планеты шесть раз. Шесть раз. Я
седьмая. Представляешь?
Я отпустил плечи Мэлори. Опустился рядом с ней на землю.
- Представляю. И поздравляю. Ты из-за этого опоздала?
- Ага. Меня девки поздравляли.
- С чем?
- С высшим баллом, с чем! Э, недотепа ты, недотепа...
- Я не понимаю, не понимаю, - я замотал головой, - не могу понять! Они
же тебя со смертным приговором поздравляли...
Я осекся и поглядел на Мэлори.
Я боялся, что она снова засмеется.
Или наоборот, напротив - разрыдается.
Мэлори взяла мои руки в свои, чуть склонила голову и, посерьезнев,
сказала:
- Да. Ты прав. Это может показаться странным, но я была так счастлива,
когда после каждого моего номера мне хлопали, а глаз - тот, что на стене, -
бледнел и бледнел... Знаешь, многие даже плакали. Жучка меня расцеловала,
потом убежала прочь. Ты не поймешь... После такого и умереть не страшно.
- Где уж мне, - буркнул я, - что ты хоть там делала?
- А все! Читала, пела, танцевала, отрывок из пьесы разыграла...
- Сама с собой?
Мэлори преобразилась, она отпустила мои руки; голову и стан стала
держать еще прямее - какой-то неуловимый ток прошел по всему ее существу.
Передо мной стояла уже не Мэлори... Вернее, Мэлори, но другая, не знаемая
мной до сих пор...
- Не мнишь ли ты, что я тебя боюсь? - произнесла она. - Что более
поверят польской деве, чем русскому царевичу? Но знай! - она остановилась и
продолжала: - Что ни король, ни папа, ни вельможи не думают о правде слов
моих. Димитрий я иль нет - что им за дело? Но я предлог раздоров и войны!..
И тебя, мятежница, поверь, молчать заставят! Прощай!
- Здорово, - сказал я.