"Мирча Элиаде. Очерки сравнительного религиоведения " - читать интересную книгу автора

слона исключительно под микроскопом, достаточно полным свое представление об
этом животном?" - спрашивал с иронией Анри Пуанкаре. Микроскоп показывает
строение клетки и происходящие в ней процессы, то самое строение и те самые
процессы, которые одинаковы во всех многоклеточных организмах. Слон и в
самом деле представляет собой многоклеточный организм, но можно ли
утверждать, что это его исчерпывающая характеристика? На уровне восприятия
через микроскоп мы не найдем оснований для определенного ответа. Однако на
уровне восприятия невооруженным глазом, где слон, во всяком случае,
предстает зоологическим объектом, все становится на свои места. Точно так же
религиозное явление может быть воспринято в своем подлинном существе, только
если подход исследователя адекватен исследуемому явлению, если, иными
словами, к нему подходят с религиозным же мерилом. Попытка познать существо
таких явлений средствами физиологии, психологии, социологии, экономики,
лингвистики, искусствоведения или какой-либо другой дисциплины обречена на
неудачу; при этом ускользает именно то, что составляет их уникальное и ни к
чему не сводимое свойство - их священный характер. Очевидно, что не
существует чисто религиозных явлений; ни одно явление не может быть
единственно и исключительно религиозным. Будучи принадлежностью
человеческого мира, религия в силу этого обстоятельства есть с неизбежностью
нечто социальное, нечто языковое, нечто экономическое - человек не мыслим
вне языка или общества. Но было бы безнадежным делом пытаться объяснить
религию в терминах какой-либо из этих фундаментальных функций, которые в
своей совокупности суть не что иное, как определение того, что есть человек.
Это столь же тщетно, как пересказывать "Мадам Бовари", перечисляя
соответствующие факты - социальные, экономические, политические; сколь бы
они ни соответствовали действительности, специфика произведения литературы
останется незатронутой.
Я далек от того, чтобы отрицать полезность разностороннего подхода к
религиозным явлениям. Но в первую очередь они должны рассматриваться как
таковые, в тех своих характеристиках, которые составляют их своеобразие и не
могут быть сведены к чему-либо другому. Это нелегкая задача. Она
предполагает если и не точное определение религиозного явления, то по
меньшей мере уяснение его границ и тех отношений, в которых оно находится с
другими духовными феноменами. И как замечает Роже Кайюа в начале своей
блестящей книжечки "Человек и священное": "По существу, единственно
осмысленное, что можно сказать о священном, или сакральном вообще,
содержится в самом значении этого термина: что оно есть противоположность
мирского, профанного. Как только мы пытаемся уточнить природу, модальность
этой оппозиции, мы наталкиваемся на препятствия. Ни одна формула, сколь бы
фундаментальной она ни была, не в состоянии охватить того сложнейшего
сплетения, которое нам являет совокупность фактов". Что же касается наших
исследований, то нас в первую очередь интересовали как раз эти факты,
сложнейший лабиринт фактов, который не укладывается ни в какую формулу и ни
в какое определение. Табу, ритуал, символ, миф, демон, бог - вот некоторые
из них; было бы, однако, недопустимым упрощением свести все дело к подобному
перечню. Наш материал - многообразная, по существу хаотическая масса
действий, верований и воззрений, в совокупности составляющих то, что можно
назвать религиозным явлением.
Предмет этой книги составляют две взаимосвязанные проблемы: 1) что
такое религия? 2) в какой мере можно говорить об истории религий? Сомневаясь