"Станислав Борисович Елаховский. На лодках через снежные горы " - читать интересную книгу автора

повременим с этой чертовой горой. Никто бы поперек и не заикнулся. Может,
это все от чистого воздуха, от усталости? Вроде бы я неплохо знал Бориса, в
походы, правда, с ним не ходил, но встречался часто. А тут... Впрочем, уже в
первые дни он выкинул несколько номеров - то в разведку убежал один, то
предложил какой-то странный путь движения к хребту и долго настаивал на
нем...
На хребет мы сможем подняться и после ночевки, беды большой не будет,
хотя это и не лучший вариант - ясно, что нужно подниматься сейчас. Но что
будет за хребтом, если уже здесь начинаются разговоры? Может быть,
поговорить со всеми напрямик? Либо каждый будет придерживаться так
называемой общественной дисциплины, либо... Дорога назад известна. В Елецком
будем на второй день. Можно, конечно, и так, но это уже похоже на игру. А
ставка слишком велика - необычный маршрут, подготовка к нему, пройденный уже
путь. Отпуск, наконец. Неужели Борис играет на том, что для всех нас так
дорога идея?
Петр копошился у печки, засыпая в кастрюлю лапшу, Ви-лен помогал ему,
подкачивая паяльную лампу. Вилен приятель Бориса, и от него во многом
зависит, как у нас все повернется. Но пока в этом споре - ставить палатку
тут или начинать подъем на вершину - похоже, что Вилен его не поддерживает.
Борис стоял в стороне и чинил кольцо лыжной палки. Перетягивал ослабшие
ремни. Я подошел к нему и сказал, что нужно сходить на разведку. Чтобы
выбрать путь, которым лучше всего подниматься на вершину. Когда начать
подъем, это мы решим за обедом, а сейчас надо идти на разведку. А для того
чтобы от нее было больше толку, незачем нам ходить гуртом, лучше ему,
Борису, подняться к перемычке, за которой угадывалось озеро, и просмотреть
ближний путь, а мне залезть на противоположный склон долины и оттуда
наметить дальнейший подъем.
Борис ничего не ответил, надел лыжи и полез к перемычке.
Когда мы вернулись, обед уже был готов и Вилен привязывал печку к
нартам.
Мы стали торопливо есть: из-за хребта скоро должно было появиться
солнце, оно грозило разогреть снег на склоне, по которому нам предстояло
подниматься. Солнце уже освещало вершину, и граница тени и света быстро
спускалась к перемычке.
Петр привязал капроновую веревку к нартам и сделал на другом конце ее
четыре петли. Мы должны были влезть в эти петли и все сразу, цугом тянуть
нарты вверх по склону.
Первые нарты дотащили до перемычки быстро, но, вытянув вторые, от
усталости свалились в снег. Затем, отдышавшись, подошли к первым нартам,
привалились к ним и долго стояли так, уныло оглядывая оставшуюся часть
подъема.
Я ждал, что Борис опять заведет разговор о ночлеге, и приготовился
уступить ему, тем более, что место для лагеря на перемычке было удобное,
прикрытое скалами, но Борис молчал. Прошел, видимо, мертвую точку и уже сам
хочет лезть выше. И вид у него был вроде бы ничего. Ожил. Хуже Петр. Лицо
его осунулось, почернело.
- Давай дотянем до конца каменистой гряды, а там уж и остановимся -
сказал Петр, словно почувствовал, что его жалеют.
Мы разгрузили одни нарты и, взяв каждый по рюкзаку, полезли вверх.
Подниматься было тяжелее, чем на первом отрезке, потому что стало еще