"Антуан Сент-Экзюпери. Мораль необходимости" - читать интересную книгу автора

пленников. Но сейчас я не представляю себя выкалывающим глаза. Ибо я
склоняюсь над иными глазами и над иным лицом. Так же и лопата, орудие
покорения земли, не является одной и той же лопатой...
Нет даже признака [мысли?]. Человечество дрыхнет, словно домашний скот
на своей подстилке. Ради чего воевать этим людям? Ради хлеба? Он у них есть.
Ради свободы? Они беспредельно свободны. Они утонули в этой свободе, которая
делает бессердечными кучку миллиардеров. Защищаться от врагов? У них нет
врагов. Они живут без врагов, без ненависти, без единения. Распад, бедствия
человека. Что надо, чтобы они воскресли? Вы сами прекрасно знаете.
Воздвигнуть город в диком лесу. Построить мост. Подняться на войну. Создать
внутри своей студенистой массы упругую нервную ткань. Создать вождей. Или
хотя бы попросту вновь обрести ощущение праздника. Сегодня начали сеять.
Сегодня первый день сбора винограда. Сегодня день первого снопа. Сегодня
праздник молодого вина. Или день поминовения, утверждающий непрерывность
поколений. День памяти того, кто обосновал наши свободы... того, кто
[вдохнул?] в нас свою мораль... того, кто... Но о какой непрерывности можно
толковать с этим быдлом? Что тут может быть, кроме чавканья при кормежке?
Разумеется, это очень далеко от нас, но в то же время так близко.
Мы, снулые как никогда прежде, имеющие кров и пищу, поставлены на
откорм. А в нашем соборе около колонн шепчутся о мелких махинациях. Ведь
животворят-то собор те, кто дает напрокат стулья. И их медяки. Вы можете
сколько угодно бахвалиться своей древней культурой. Но что вы сделали для ее
спасения?
Вы потешаетесь над тем, кто взошел на башню и увидел открытое море:
"Экий безумец! Он пытается бежать от конкретности, от реальности".
Конкретность и реальность - это все та же история старушек, сдающих напрокат
стулья. Мы находимся внутри собора, и плевать нам на окружающую нас ночь.
Ну, а стены собора - чего ради о них думать? Они - обрамление. В таком
же смысле, как пространство и время. И тоже вечны. Отделить добрых от злых с
помощью полевых сторожей и судей - это имеет смысл. Но спорить о добре и зле
экие бредни!
Вот потому-то вы и заслужили услышать, как ревет сегодня вокруг вас
море.
Подумайте! Восемьдесят миллионов человек следуют за ним(16) и
производят для него оружие. И читают его газеты. И ради этого идола
отвергают своего бога. То, что составляет достоинство мира, может быть
спасено лишь при одном условии: помнить про это. А достоинство мира
составляют милосердие [зачеркнуто: уважение], любовь к знанию и уважение к
внутреннему человеку. Я верю, что кое-где на земле все это еще находит
отзвук. "Не делай ближнему(17) ... ибо ближний - это ты сам". И вы тоже
настолько проникнуты этим, что чувствуете, как вас охватывает отвращение при
виде совершающегося на улице преступления. При виде этих пустых глаз. И как
вы заблуждаетесь, если усматриваете в таком отвращении нечто иное, нежели
духовное наследие. Ведь если немецкая домохозяйка, увидев, как еврейских
младенцев выбрасывают из колыбелек за окно, почувствует, что у нее сжалось
сердце, и невольно вскрикнет - а этот крик может стоить ей концлагеря, - то
причиной тому являются остатки христианского чувства, которым она
руководствуется, но которое не передастся ее детям. Потому что вы сильно
ошибаетесь, считая любовь к знанию извечно присущей человеку: она - чудесное
наследие. основывается на свободе. Только не надо путать любовь к знанию с