"Борис Екимов. Пиночет" - читать интересную книгу автора Сирень шептала нам в ту пору о весне...
Гитара плакала... Нет, гитара вовсе не плакала, даже в песнях печальных. Не успевая остыть, она переходила из рук Татьяны к Корытину и обратно. Пели порознь и вместе: жена Петровича и молодая женщина, ее внучка, Корытин, даже старый Петрович шевелил губами: Ночь светла. Над рекой Тихо светит луна... Милый друг, нежный друг, Помни ты обо мне... А потом был чай. Молодая женщина, перебирая струны, напевала негромко Корытину незнакомое: Серый денек, Белый летит снежок. Сердце мое... Сердце мое... повторила она и смолкла, глядя на деда: - Тебе плохо?.. Петровичу было и вправду нехорошо. Его увели в дом, уложили, дали лекарство. А гостя провожали до ворот и на улицу. Говорила о Петровиче супруга его, жалуясь: - Так близко все к сердцу берет. С телевизором с этим, пропади он... А из дома уйдет - еще хуже. В контору ли, в магазин... Там - новости. А доброго ничего. Придет, расстроится, таблетки глотает. Все тебя ждал... - Вас! Так ждал! - горячо подтвердила Татьяна высоким певучим голосом. Он приедет, говорит, наведет порядок. И многие так говорят на хуторе: вот приедет... Корытин же о дневном, о колхозном, будто вовсе забыл. Иное было в душе: теплый вечер, молодая женщина, певучий голос ее, сердечная доброта. Давно уж такого не было. "Серый денек..." - вспомнил он и пропел, промурлыкал негромко: - Серый денек, белый летит снежок. Сердце мое... - и споткнулся, сказав: Я эту не знаю, не слыхал. Новая... - Сердце мое... - повторила вослед за ним молодая женщина и рассмеялась. Споем еще... - пообещала она. Распрощавшись, Корытин ушел. А потом в пустом душном доме раскрыл настежь окна, впуская ночную прохладу. Он заснул скоро, но успел почуять свежесть воздуха, а перед смеженными глазами пошел медленный хоровод дневного: Ваня, мать его, Моргуны, кум Петро с дочками, яркие цветы палисадника, хуторские дома, речка с вербами, пестрое стадо коров, пшеничные, ячменные поля, легкое серебро их, струистый след ветра... Будто вернулся в детство ли, в юность. Он заснул крепко, и снились ему молодые жаркие сны. А разбудил поутру не только урочный час, но петушиный крик, стон горлицы и негромкий людской говор... Соседский петух дважды прокричал и смолк; горлица где-то рядом стонала убаюкивающе и сонно: спи да спи; а вот говор людской тревожил непонятностью: кто-то разговаривал совсем рядом. Это была явь, утро. |
|
|