"Борис Екимов. Частное расследование" - читать интересную книгу автора

Характер у него оставался прежним: он был спокойным парнем, добрым -
жаловаться на него было грех, - но какой-то холодок отчуждения появился в
последние годы между отцом и сыном.
Лаптев понимал, что это дело естественное. Наверное, так было и со
старшими детьми, он уже не помнил.
А может, просто он сам старел, и хотелось ему, чтобы подольше, а может,
и навсегда рядом был прежний Алешка, для которого отец - высшая сила и
правда.
Лаптеву льстило и то, что именно сюда, в газету, пришел сегодня Алешка.
Не только как отца, но и как журналиста просил его помочь.
В недавние еще времена Алешка отцову "районку" уважал более других
газет. Он читал ее, особенно статьи Лаптева. И работой отца откровенно
гордился. Но хоть и недавние то были времена, да не нынешние. А нынче,
совершенно точно, Алешка относился к отцовой газете весьма снисходительно.
Читать он ее не читал. А если и проглядывал, то с какой-то
покровительственной усмешкой. И это равнодушие, даже пренебрежение сына было
для Лаптева очень обидно.
В раздумьях, вспоминая былое, Лаптев во многом себя винил. Он, конечно,
был виноват, виноват во многом. Особенно ясно вспоминался ему одни случай.
Вспоминался часто, навязчиво.
Это было два года назад, уже здесь, в этом поселке. Алешка встретил
отца на пороге, с газетой в руках.
- Папа, вы здесь все перепутали, - быстро загово рил он. - Здесь
неправильно. Этих ребят уже и в школе нет.
Лаптев посмотрел. В номере стоял снимок: школьники за столами сидят,
собрание.
- Что перепутали? - спросил он. - Комсомольское собрание, все
нормально.
- Они еще в позапрошлом году школу кончили. Вот эта девочка... Вот
эта... Она уже замуж вышла, у нее ребенок уже, - Алешка глядел на отца
испуганными глазами. - Тебя теперь будут ругать?
Лаптев прочитал вслух подпись к фотографии:
- "Комсомольское собрание в школе", - и засмеялся:- Ничего... Ерунда...
Это тематическая полоса, комсомольская. Не было снимков, ну и сунули.
Текстовку правильно сделали. Здесь же конкретно ничего не указано,-
разъяснил он не столько сыну, сколько себе.- Ничего, сынок, ерунда... Все
нормально, пошли ужинать.
На кухне, за столом, Алешка снова начал:
- А у нас в школе смеются... - Подождав, он поднял на отца глаза,
вопрошающие и снова испуганные, и забормотал: - Ведь они же в позапрошлом
году кончили... У нее ребенок родился, вот у этой девочки,- он снова
потянулся за газетой, которая лежала на подоконнике.
Лаптев остановил его:
- Ешь, ешь. - И усмехнулся: - Эх, Алешка, святая простота, - и не сыну,
а жене начал рассказывать о каких-то ошибках, еще более нелепых.
Конечно, не надо, не надо было при Алешке заводить этот разговор, и про
снимок можно было по-иному объяснить. Потому что, может быть, именно с того
вечера все и началось. А может, и не с того... Всего не упомнить.
А может, Лаптев все это сам придумал. Может, просто Алешка взрослел,
умнел, начинал кое-что понимать. Может, и так.