"Н.Я.Эйдельман. Последний летописец" - читать интересную книгу автора

рассматривать революцию как завершенную. Нет. Нет. Мы еще увидим множество
поразительных явлений..."
Время движется не вспять - и нужно лишь разгадать законы движения,
отыскать "малоизвестную стезю" к "храму истинной мудрости".
Французская революция страшна - но не поглотила цивилизацию, как
некоторые полагают, а принесла пользу: хотя бы потому, что "государи вместо
того, чтобы осуждать рассудок на безмолвие, склоняют его на свою сторону".
Фраза не столько верноподданная, сколько автобиографическая: низкий
поклон парижской буре за то, что о многом важнейшем думать заставила - всю
Европу вообще, Николая Карамзина в частности. История, казавшаяся до 1789-го
довольно однообразной, вдруг преломилась; и сразу стали много интереснее и
прежние, даже тусклые с виду исторические главы: все связано, сцеплено.
Сегодня начиналось всегда - и нет более интересного дела, чем размышлять об
этом.
Размышлять-не печатать... Однако и тут обстоятельства вдруг улучшаются.
Павел гибнет, на престоле Александр I, режим смягчен, просвещение
амнистировано, Карамзин пишет "Оду на восшествие...".

Весна у нас, с тобою мы...

Как десять лет назад, он начинает журнал, и очень скоро Вестник Европы
становится самым интересным, самым читаемым: редактор выписывает 12 лучших
иностранных журналов, обсуждает главные, самые интересные вопросы
европейской, российской умственной жизни и истории.
"Свобода!" - провозгласили на весь мир французские революционеры;
"Свобода есть право каждого делать все, что пожелает, ограниченное только
одним: правом другого на то же самое".
Карамзин не соглашается, напоминая своим подписчикам, что "Франция
после долговременного странствования возвратилась опять на то место, где
была прежде, с той разницей, что королевская власть ограничивалась
парламентами и собраниями, а воле консульской должно все покоряться в
безмолвии".
Не станем пока что поправлять писателя (ведь "разница" старой и новой
Франции прежде всего в гибели целой феодальной системы); заметим только
важную и верную в общем мысль: нельзя достигнуть республики, демократии там,
где еще нет для того условий; все равно предшествующая тысячелетняя история
страны, уровень ее развития, дух ее народа определят те формы, которые могут
образоваться, утвердиться после переворота. Иначе говоря, "на редьке не
вырастет ананас" (как говаривал по этому поводу известный русский
государственный деятель Н. С. Мордвинов). Карамзин же настаивает в своем
журнале, что к примеру "Франция по своему величию (здесь - в смысле
величины, размера)и характеру должна быть монархией"; Россия - и подавно:
мысль Монтескье, традиция XVIII столетия. Что же. для обширных государств,
выходит, нет свободы?
"Свобода, - отвечает Карамзин, - состоит не в одной демократии; она
согласна со всяким родом правления, имеет разные степени и хочет единственно
защиты от злоупотреблений власти".
Иначе говоря, для России начала XIX столетия естественной формой
писатель считает самодержавие с твердыми законами; деспот же в отличие от
просвещенного монарха и собственных ведь законов не соблюдает...