"Натан Эйдельман. Большой Жанно (Повесть об Иване Пущине) " - читать интересную книгу автора

Единственное, в чем признаюсь вам, Евгений Иванович (и доктору отчасти
открылся), что мною овладевает порою какая-то мрачность. Я ужасно не люблю
этого состояния, тем более что оно совершенно мне несвойственно и
набрасывает неприятную тень на все окружающие предметы. До сих пор умел
находить во всех положениях жизни - и для себя и для других - веселую мысль;
теперь как-то эта способность исчезает. Надеюсь, что здесь временный туман,
он должен рассеяться, иначе - тоска.
И вот для пополнения оскудевших запасов легкомыслия собираюсь съездить
в Москву, Тулу, Калугу, Петербург - повидать друзей, о многом важном (для
нас с вами, Евгений Иванович, очень важном!) расспросить.
Немец, как только мои прожекты изучил - сразу закричал, зарычал,
покраснел - тут Наташа вышла из комнаты, и я ему прямо:
- Да не будет со мною ничего - готов об заклад... Эскулап пуще прежнего
озлился, и как заверещит: "Будет! будет с вами чего!"
Я: Да выживу!
Он: Помрете!
Я: Бьюсь на сто рублей, что зиму протяну.
Он (совсем забылся): Ставлю тысячу рублей, что месяца два осталось...
И тут - испугался.
Пришлось утешать его, воды предложить.
- За что же, спрашиваю, за какое преступление столь малый срок даете?
Он махнул рукой, пробормотал что-то, всплакнул - и Наташе, на крики как раз
вернувшейся, вдруг объявляет: "Ехать можно, только чаще отдыхать и микстуру
заглатывать".
- Что ж, - ловлю его у выхода, - починить хворобу не умеете?
Молчит, обнял меня и уехал. Славный такой немец. Тут я и присел
подумать. Сперва по нашему каторжному правилу вспомнил: чем хуже, тем ведь
лучше. Потом поискал здесь, как во всем, смешную сторону. И нашел:

Как Устюшкина мать
Собиралась помирать,
Помереть не померла -
Только время провела...

Наконец, вспомнил про эту тетрадку и про Вас, мой друг. Врет доктор или
не врет, а ведь и вправду дело, видно, тю-тю, и пора собираться:

С богом, в дальнюю дорогу!
Путь найдешь ты, слава богу.
Светит месяц; ночь ясна;
Чарка выпита до дна.

Помните - откуда эти стихи? Из моих любимых.
Тетрадища же эта будто нарочно подвернулась мне для такого случая. И
ведь ни строки в нее не занес, покуда был молод, пока скакал в Кишинев, в
Москву, потом на декабрь 25-го, а после засунул ее в тот самый портфель, о
котором вы хорошо знаете. Совсем про нее забыл. И сколько раз те бумаги
могли пропасть или подвергнуться аутодафе из страха: все же портфель
государственного преступника, - но, как видно, не судьба! Горчаков, Егор
Антонович, брат Миша, князь Вяземский передавали один другому, никто не