"Натан Эйдельман. Петя Кантроп (Журнал "Искатель", 1966, N 5)" - читать интересную книгу автора

через силу, но вот, наконец, поставил кувшин на стол, крякнул и вдруг -
уменьшился и расширился. Мощные мускулистые ноги, очень покатый лоб и, как
ни странно, редкие клочки волос на большой лысине. Впрочем, громадные
руки, покрытые шерстью, были очень красивы.
Мы ждали разных выходок: сдерет с себя майку, будет кидаться. Но ничего
этого не произошло. Обезьяночеловек внезапно осклабился и выдал какое-то
гортанное звукосочетание вроде "гхакка".
Мы поняли, что это хорошее слово, и отвечали: "Гхакка... гхакка..."
Я быстро соображал: Петя наварил эликсиру на миллион лет, середина -
пятьсот тысяч... Значит, вот каким был пращур Петьки пять тысяч веков
назад.
Эля у нас очень начитанная.
- Это время синантропа, - говорит, - но я вижу ясно, что наш
обезьяночеловек не совсем синантроп. Он стоит прямо, голова побольше, и в
то же время он послабее.
Володя неожиданно встал и, к великому нашему удивлению, произнес речь:
- О ты, далекий предок нашего товарища, тебе и твоим детям придется
вынести необычно много - тысячи веков голода, борьбы, войны, несчастий. Но
ты уцелеешь и доживешь до нас. Мы желаем тебе счастливого пути...
Неожиданно обезьяночеловек привстал, чихнул и произнес ответную речь, в
которой мы разобрали уже знакомые "гхакка" и нечто новое - "кх-гм-тьфу!".
На всякий случай я ответил тем же и, судя по иронической ухмылке
синантропа, догадался, что сморозил какую-то глупость. Я понял, что нельзя
забывать: этот предок во много раз умнее умнейших обезьян.
Но надо было торопиться. Мы поднесли ему жбан с питьем. Он принял его,
но, прежде чем пить, медленно обошел всех нас, внимательно вглядываясь в
глаза. Нам не по себе было. Будь я проклят, если он не угадывал мыслей, и,
только угадав, что они добрые, выпил Выпил разом, и нам показалось, что
эликсир на него не подействовал: рост тот же, ноги и руки - те же. Череп -
потом мы измерили на фотографии - чуть меньше. Выражение лица - нельзя
сказать, что более дикое, просто какое-то хмурое.
И тут я понял, что передо мной питекантроп или что-то подобное. "Петя
Кантроп", - прошептали девочки. Пятьсот тысяч лет, отделявших первого
обезьяночеловека от второго, почти совсем не чувствовались, потому что
похожи они были друг на друга чрезвычайно.
Вот теперь-то начинался опыт.
- Но, но, Петенька, - сказала Марина, пятясь к двери.
И тут Петя прыгнул на нее с криком: "Ак-ак!" Я пытался урезонить его
воплем "гхакка", но язык пятисоттысячного года был, видно, не актуален для
миллионного.
Петр 1-й (мы опять решили занумеровать предков, но на сей раз отсчет
вести с древнейших), с обезьяночеловеческой силой разбросав, расшвыряв и
запугав, заставил нас залечь за забором (сверху колючая проволока) и,
дрожа, наблюдать в щели.
За пятнадцать минут Петр 1-й прогрессировал довольно сильно. Он быстро
разобрался в наших следах, понял, где мы находимся, догадался, что через
забор не перемахнешь, и устрашающе проревел ровно столько раз, сколько нас
было (умеет считать?). Устрашив, захотел есть. На холод не реагирует:
видимо, привык нагишом на морозе. Открытую банку консервов опустошил
быстро и, конечно, догадался, что в других железных коробках тоже прячется