"Герой 'Поэмы без героя'" - читать интересную книгу автора (Чуковская Лидия Корнеевна)4А как поворачивается страница из книги жизни в "Поэме без героя"? Как обращается герой с пространством и временем? — Никто, никогда, нигде такой поэмы не написал, — утверждала Ахматова31. "Поэма без героя" — кроме всего прочего, чем она может быть обозначена — историей, возмездием, историческим изображением двух канунов 14-го года и 41-го года — «Поэма», как уже было сказано кем-то, кто писал о ней, есть поэма совести32. В одном из гениальных творений Ахматовой сказано о совести так: Но для нее не существует время, И для нее пространства в мире нет33. И в том же творении 36-го года лирическая героиня с легкостью переносится из 36-го года в который-то из десятых, и из Ленинграда в Царское (или Павловск). В другом стихотворении: И время прочь, и пространство прочь, Я все разглядела сквозь белую ночь…34 К "Поэме без героя" мог быть взят этот эпиграф: И время прочь, и пространство прочь. Новизна "Поэмы без героя", которая нова во всех отношениях, в частности в том, что, спустившись в подвалы и погреба памяти и совести, Ахматова обрела полную способность одолевать пространство и время. Одолевать, преодолевать и, главное, расправляться с ними по собственной воле. Изредка она поступает "как все": "Лирическое отступление" или "Через площадку" в первой части. Но во второй и третьей части «Триптиха» Ахматова уже совсем не нуждается в «отступлениях» — она легко ведет свою обремененную совестью память сквозь пространство и время. Впрочем, это случалось с ней уже и в первой части. Вы ошиблись: Венеция дожей Это рядом… — говорит она, когда к ней врываются "новогодние сорванцы". В каком же смысле Венеция дожей оказывается рядом с Фонтанкой в Ленинграде? Правда, в одном из стихотворений она сравнивала Петербург с Венецией. И пришел в наш град угрюмый В предвечерний тихий час. О Венеции подумал И о Лондоне зараз35. О Венеции — потому что в Петербурге много каналов… Но в «Поэме» не потому она говорит: …Венеция дожей Это рядом… что Петербург напоминает ей Венецию. А потому же, почему в «Эпилоге» сказано: Это где-то там — у Тобрука, Это где-то здесь — за углом. Ленинград ничуть не похож на Тобрук. Но это ахматовская расправа с пространством (Ленинград и Африка) и с временем — война у Тобрука сегодня, а за углом Фонтанки начнется завтра; маскарады бывали во времена "Венеции дожей" — а к ней ворвались накануне войны 41-го года, напомнив ей канун 14-го года. В прозаической ремарке к «Эпилогу» сообщается, что Ленинград в развалинах, что время действия — июнь 42-го года — и что автор находится в 7000 километров от города. Но для памяти, для совести …не существует время, И для нее пространства в мире нет, — а потому первые строки «Эпилога» возвращают нас к первым строфам первой части «Триптиха»: канун, опять канун 41-го года ("Сужается какой-то тайный круг…"36). Это и канун 41-го (в стихах) и 42-го (в ремарке); это и канун: Нас несчастие не минует… или Смотрит в комнату старый клен И, предвидя нашу разлуку… — это и канун и уже совершившееся возмездие: Пусть навек остановится время На тобою данных часах, но остановки времени нет, оно бежит назад: И такая звезда глядела В мой еще не брошенный дом… (Марс накануне войны) и вперед: Все вы мной любоваться могли бы, Когда в брюхе летучей рыбы Я от злой погони спаслась… — это впереди, это уже не накануне войны, а во время осады: И над Ладогой, и над лесом, Словно та, одержимая бесом, Как на Брокен ночной неслась. "Эпилог" — он же и канун, он же и эпилог. Таково обращение Ахматовой с временем. С пространством еще свободнее: мало того что в ремарке голос автора звучит из Ташкента за семь тысяч километров от Фонтанного дома, нет, он звучит не только из эвакуации, но и из Колымы или из Норильска: И я слышу даже отсюда Неужели это не чудо! Звуки голоса своего… Это — "мой двойник на допрос идет" под охраной; охраняют его "два посланца Девки Безносой" — то есть посланцы смерти, — и предсмертно ее голос говорит: За тебя я заплатила Чистоганом, Ровно десять лет ходила Под наганом… (Ты — как всегда в «Поэме» переменчивое — только что это был Гаршин: "положи мне руку на темя"37; а "за тебя я заплатила чистоганом" — это уже Гость из будущего…38 Когда кончаются лагерные строфы, возникает новое «ты» — то, к которому обращен весь «Эпилог» (один из эпиграфов: "Моему городу"): А не ставший моей могилой, Ты, крамольный, опальный, милый, Побледнел, помертвел, затих. Тот, с кем разлучение мнимо, тот, на чьих стенах ее тень, в чьих каналах — ее отражение — и где, как сказано в другом «Эпилоге», в «Эпилоге» к «Реквиему»: А если когда-нибудь в этой стране Воздвигнуть задумают памятник мне, Согласье на это даю торжество, Но только с условьем — не ставить его Ни около моря, где я родилась… . . . . . . Ни в царском саду у заветного пня… . . . . . . . А здесь, где стояла я триста часов И где для меня не открыли засов. Памятник напротив тюрьмы. Впрочем, она не нуждается в нем. Нерукотворный памятник великому поэту и великому городу создан ею при жизни. "Существо это странного нрава" победило навсегда и опять. |
|
|