"Марк Эгарт. Бухта Туманов (fb2) " - читать интересную книгу автора (Эгарт Марк Моисеевич)

ЧЕРНАЯ СОПКА

Наблюдательный пост предполагалось устроить на вершине Черной сопки. Черной она называлась потому, что голая ее вершина была усеяна обгорелыми пнями, и еще потому, что на вершине, обращенной к открытому океану, поднималась скала, потемневшая от времени и непогоды. Это была самая высокая точка.

После ужина и смены караулов Юрий Синицын, с разрешения капитана Пильчевского, отправился на вершину сопки наблюдать за прибытием транспорта. Нужды в этом не было: на сопке находился представитель СНИС (служба наблюдения и связи). Но Юрию нравилась открытая всем ветрам вершина, с которой открывался далекий вид на океан.

Миновав ручей, пересекавший узкую падь, в которой был расположен временный лагерь, Синицын свернул с дороги на тропу.

Чем выше он поднимался, тем уже, извилистее делалась тропа. По обе ее стороны рос колючий маньчжурский орешник, остролистый таволожник, желтая жимолость. Частые ручейки пересекали тропинку, наполняя воздух громким журчанием. Крохотные зеленые паучки с забавными красными разводами на брюшке, какие во множестве появляются здесь в августе, повсюду протянули свою паутину. Синицыну приходилось то и дело снимать с лица едва приметные нити.

Там, где тропа поворачивала направо, лепясь по краю обрыва, и делалась скользкой от струившейся по ней воды, лейтенант остановился. Ему почудился впереди шорох. Кто мог здесь быть? Кроме старого корейца, чья фанза находилась значительно южнее, никто не пользовался тропой. А Пак-Яков в эту пору обычно уходил на рыбалку.

Синицыну вспомнилось, что в той самой фанзе шесть лет назад они с Митей Никуленко укрывались после шторма, выбросившего их на берег бухты. «Робинзоны… Бухта Туманов…» Как давно это было, порой кажется — будто совсем и не было!

Он прибавил шагу, но шорох, привлекший его внимание, стих. Только кустарник вверх по склону чуть шевелился — вероятно, от ветра.

Когда Синицын достиг вершины сопки, был уже восьмой час. Длинная тень от гранитной скалы легла по голому, каменистому склону. Огромная, черная, с трещинами, бороздящими ее, как морщины, с многолетними следами стекавшей воды, похожими на седые космы, с пучками мха, торчащими, как бородавки, из расщелин, скала походила на старуху ведьму, поднявшую к небу свое мрачное, иссеченное временем и непогодой лицо.

Воздух был чист и прозрачен. Океан спокоен. Изрезанный мысами берег виден на много миль. Сопки вздымались, как волны, а между ними, далеко внизу, просматривалась бухта. Тишь и безлюдье. Только белохвостые орланы медленно кружат над водой, высматривая добычу.

У подножия скалы стоял наблюдатель из службы СНИС — рослый светловолосый матрос Гаврюшин, державший в руках бинокль. При виде офицера он выпрямился, отдал честь.

—   Не видно? — спросил Синицын, отвечая на приветствие.

—   Не видать, товарищ младший лейтенант.

Синицын взял у наблюдателя бинокль и поднес к глазам. Горизонт был пуст. Тогда он решил взобраться на выступ — расщелину в скале: там обзор шире. Дело было трудное, рискованное: взбираться приходилось с той стороны, где скала почти висела над пропастью. Но Юрий уже побывал однажды на выступе и вообще любил проверять себя в опасных положениях. Это у него называлось «тренировкой».

Он вернул бинокль матросу, посмотрел на расщелину, сдвинул кобуру за спину, чтобы не мешала, и, ухватившись за камень, подтянулся на руках, нащупывая ногами опору. Гаврюшин молча, с неодобрением наблюдал за ним.

Лицо Синицына уже находилось на уровне расщелины. Вдруг прямо перед собой он увидел рыжевато-красную тупую голову змеи с глубокими впадинами под глазами. Это был ядовитый щитомордник.

Каким образом попала сюда змея? Прежде здесь не водилось змей. Раздумывать было некогда. Синицын висел на руках, почти касаясь лицом головы щитомордника. Он знал, что щитомордники редко нападают на людей. Но то ли змея была напугана или что-то ее разозлило — она выгнулась, зашипела, и тотчас он почувствовал острую боль в левой руке. Невольно Синицын дернулся, едва не сорвался, но сумел удержаться и начал спускаться с предательской скалы.

Внизу он осмотрел руку, уже сожалея о своей опрометчивости, но стараясь не показать этого матросу. Следы зубов отчетливо выступали на месте укуса. Показалась кровь. Гаврюшин, по-прежнему молча, не задавая ненужных вопросов (он все видел), помог лейтенанту перетянуть руку носовым платком, и оба посмотрели вверх. Как попала туда змея?

Выломав длинную ветку орешника, Гаврюшин дотянулся до расщелины — там что-то мелькнуло и скрылось. Синицын обежал скалу вокруг и успел заметить легкое шевеленье кустарника: вон куда змея ускользнула!

Прогнав непрошеную гостью, Гаврюшин вернулся к исполнению своих обязанностей — наблюдению за горизонтом.

Предзакатный ветер прошумел внизу, перекинулся в бухту, покрыл ее рябью и вырвался на простор океана. Справа, из-за Козьего мыса, показался парус. Он медленно приближался, то исчезая, то появляясь в волнах. Скоро можно было различить две пестрые заплаты на парусе. Это была лодка Пак-Якова. Старик возвращался с рыбалки.

Солнце село. Еще лежал на вершинах нежно-розовый отблеск вечерней зари, но и он быстро тускнел. Тускнел и океан. Видимость ухудшилась. В ту минуту, когда Синицын уже готов был пуститься в обратный путь, Гаврюшин, продолжавший смотреть в бинокль, вдруг торопливо поднял ракетный пистолет и выстрелил два раза.

Это был сигнал прибытия транспорта.

Возвращались, когда совсем стемнело. Боль в укушенной змеей руке усиливалась. Нужно было поскорее обратиться за помощью в медпункт, но приходилось двигаться с осторожностью. На том месте, где тропа лепилась по краю обрыва и хлюпала под ногами вода, Синицыну опять послышался шорох. Большой камень сорвался с кручи и пролетел над самой головой лейтенанта, едва не задев. Юрий невольно погрозил в темноту кулаком, хотя грозить было некому: камни срывались здесь и прежде, а ходить в темноте над обрывом не рекомендовалось.