"Юрий Константинович Ефремов. Тропами горного Черноморья (путевые заметки)" - читать интересную книгу автора

кипарисами, только что пленявших нас на виражах приморского шоссе.
Но автобус гнал вперед, несчетно поворачивая и гудя, и оставалось лишь
залпом глотать эту красоту, стараясь на всю жизнь запомнить и кручи, и
зелень, и порожистую стремнину.
Почему я не вычитал об этом ущелье ничего из путеводителей? Кто здесь
так смело построил шоссе? И кому поставлен памятник у туннеля?
Ущелье кончилось. Снова раздвинулась приветливая лесистая долина.
Только еще дремучее, еще выше стали леса. Небеса прояснились, и вдали
появились какие-то вершины, возвышающиеся над лесным пологом. На некоторых
из них мелькнули и пятна снега. Дважды шоссе пересекло горные речки -
притоки Мзымты. Надписи у мостов гласили, что это Кепш и Чвежипсе. В долинах
оказались строения, люди. Удивительно, выше такой теснины и вдруг - люди!..
Еще один скальный участок, уже не такой узкий, как прежде. Пассажирки
повизгивают при крутых поворотах над пропастями, из которых даже сквозь шум
мотора доносится рычание далекой Мзымты. Затем мостик через пенистую озорную
речонку и, наконец, заборы, белые домики, улицы с садами, здание почты;
крутой разворот автобуса и - стоп. Красная Поляна. Неожиданно будничная,
скромная, с первого взгляда ничем не покоряющая, скорее деревня, чем город,
лишенная всякого курортного лоска. Такие же, как в деревнях, голопузые
греченята, такие же куры, гуси, козы. И те же длинноногие свиньи в
треугольных хомутиках...

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С ПОЛЯНОЙ

Карта была слишком мелкомасштабна - ближайшие к Красной Поляне хребты
на ней названы не были. Прежде всего бросались в глаза какие-то горы на юге
- несколько внушительных, очень правильных на вид пирамид. Вскоре я узнаю и
запомню их имя, немножко вычурное,- Аибга. На севере гребенчатая цепь утесов
- Ачишхо. А на востоке более высокие, но за дальностью не кажущиеся
величавыми горы. Здесь выше всех две вершины, блистающие уже вечными
снегами. Слева - трапеция, подобие белой палатки; справа - конус, как
сахарная голова. Как что называется - и тут не знаю. Потом я очень полюблю
их странное неблагозвучное название - Псеашхо.
Склоны ближних и дальних хребтов - тот же полог лесов, выстилающий
каждую неровность, не прерывающийся даже на кручах. Можно подумать, что
перед тобою ковер из кустарников. Но ведь по такому же "бархатному" лесу мы
только что ехали. А каждая ворсинка такого бархата - огромное
тридцати-сорокаметровое дерево. Достаточно только представить себе это - и
казавшаяся не очень высокой гора вырастает в колосс, долины развертываются
во всю ширь, и все размеры приобретают свою истинную величину.
В этих бархатных склонах, как в раме, и расположилась Поляна. Она
заняла привольное "озеровидное" расширение Мзымтинской долины, как раз там,
где река резко меняет курс. Выше Красной Поляны Мзымта течет вдоль хребтов -
между Главным и Передовым, а ниже Поляны поворачивает и устремляется
наперерез горным цепям, рассекая их на всю ширину крутостенными коридорами.
По такому сквозному поперечному ущелью мы только что проехали.
С севера, со стороны гребенчатого Ачишхо, к Красной Поляне открыта еще
одна широкая долина. Значит, здесь стык двух долин. Их пологое общее днище,
наподобие слегка выпуклого кверху щита, и послужило площадкой, на которой
расположился поселок.