"Н.Эдельман. Когда рухнет плотина" - читать интересную книгу автора

телефонов.
Наконец, появились герои дня. Довольно щуплая, несмотря на всю
самоуверенность, фигура Дельфинова окончательно меркла рядом с массивным
Орлом. Его имиджмейкеры сегодня утром, вероятно, пребывали в таком же
состоянии, как и я - генерал был одет в светло-серый костюм с несколько
длинноватыми брюками, значительно более темную рубашку и аляповатый
малиновый галстук; на плечи была накинута камуфляжная куртка. Его лицо,
обладавшее выразительностью рифленой подошвы, но уже известное всей стране
и даже ставшее объектом подражания, могло бы принадлежать идиоту-военруку
из средней школы, но хлесткие афоризмы Орла, выдаваемые за политическую
мудрость, успели привлечь к нему по всей стране немало сторонников,
уставших дожидаться милостей от московского правительства.
Главным оппонентом Орла на выборах был Барабанов, нынешний губернатор.
Не то что бы особенно одиозная фигура, напротив, он даже числился в рядах
демократов и считался способным администратором, насколько таковым может
быть выходец из советских райкомов и обкомов, но при нем в Светлоярском
крае происходило то же, что и по всей стране. В городе простаивали многие
крупные предприятия, а люди, которым месяцами не выплачивали зарплату,
наблюдали, как один за другим вырастают особняки местных крестных отцов.
На открытии Кардиоцентра Барабанов, естественно, не приехал, зато
наличествовал мэр Светлоярска - Пурапутин, личность тоже по-своему
примечательная, известная скандальными выходками и громкими требованиями
отвоевать у Америки Аляску. Я не слишком понимал, почему так лояльна к нему
Анжела - Пурапутин сгоряча мог и на женщину броситься с кулаками, и
бросался не раз. Впрочем, мне он своей колоритностью был даже симпатичен.
Но сейчас его присутствие меня удивило. Все знали о его трениях с
губернатором - двум амбициозным фигурам нелегко ужиться в одном городе, и
Пурапутин тоже числился в избирательных бюллетенях, правда, без особых
шансов на победу. Решил подлизаться к чужим благодеяниям - насколько я
знал, город на строительство Кардиоцентра не дал ни копейки - или, пока не
поздно, заручался благоволением фаворита? Он первым подошел к микрофону,
как обычно, растрепанный, развинченный, дерганый, и уже открыл рот, когда
на меня выскочил Сашка Эстес и, несмотря на то, что его макушка едва
доставала мне до носа, похлопал меня по плечу.
- Ну как, Виталий, оклемался? А ну-ка, дыхни, - строго приказал он.
Я позавидовал его жизнерадостности. С этих евреев все как с гуся вода.
Выпил он, помнится, больше меня, и вот - совершенно свеженький. У меня же
по-прежнему пульс ударами гвоздей отдавался в висках, а глаза машинально
искали какой-нибудь киоск с минералкой.
- Вполне достаточно для приема сенсаций, - заверил его я. - Еще
что-нибудь раскопал?
Эстес был известен всему городу как автор сенсационных расследований,
благодаря которым нажил себе массу врагов. В то же время его сторонились и
былые друзья, брезгливо отмахиваясь: "Фи, желтая пресса!"
- Что-то силовые стру... - заговорил Эстес, понизив голос, и,
прижавшись ко мне вплотную, начал незаметно выталкивать меня из толпы
собратьев-журналистов и крепких братишек, таких же, как те, что маячили за
спиной Дельфинова и Орла.
- Погоди, - оборвал я его. - Хочу послушать.
Пурапутин в своей обычной экспансивной, несколько истеричной манере