"Дерзкая" - читать интересную книгу автора (Шитова Наталья)Глава 12— Ты уверена, что можешь ходить? — Марсен словно нехотя подал мне руку, помогая встать с постели. — Конечно. Можешь сказать об этом Виллену, если это его интересует. Я оперлась на его руку и сделала несколько шагов. Да, все было в полном порядке. Несколько дней потребовалось врачам Первого мира, чтобы в истощенное тело Рэсты вернулись силы. На мне уже не было грязных неловко наверченных бинтов, но всю левую сторону лица покрывал эластичный лейкопластырь. Все, что мне сейчас хотелось — это взглянуть на себя в зеркало, которое висело на противоположной стене. Я оттолкнула руку Марсена и подошла к зеркалу. Боже мой, это оказалось сомнительным удовольствием. Я была худой, заморенной и жалкой. Острые ключицы торчали в расстегнутом вороте, руки тощие и узловатые, как у подростка. Лицо, от природы скорее всего скуластое, было настолько узким и прозрачным, что черты стали гипертрофированно невесомыми и словно небрежно нарисованными на белом мелованном листе. Белесые брови тонкой ниточкой. Узкий, чуть вздернутый нос. Морщины у губ и глаз И… боже! Жидкие, тонкие, разлетающиеся, мягкие от недавнего мытья волосы, сначала бывшие просто грязной бесцветной паклей, оказались совершенно седыми. Ярко-белыми. Только глаза, по-прежнему темно-серые с желтыми прожилками на радужке. Глаза Екатерины Орешиной. Ну и «красавицей» же я стала… Слезы навернулись совершенно по-предательски. Я вытерла их и повернулась к Марсену. Его равнодушное скучающее лицо было практически единственным, что я видела за последние два дня. Я даже успела к нему привыкнуть как к не очень удобному, но необходимому элементу интерьера. — Я готова, можно идти. — Не в этом. Тебе нужно переодеться. Виллен прислал тебе костюм. Марсен поднял с пола блестящий пакет и протянул мне. — Что это? — Я никогда не вскрываю упаковки, мне не предназначенные, — он повел плечами, отметая мои дальнейшие вопросы. Этот невозмутимый парень выводил меня из себя, пресекая любые мои попытки перейти на более неформальный уровень общения. — Хорошо, тогда выйди. Он послушно исчез за дверью. Я разорвала мешок. Серая материя, отливающая металлическим блеском, полувоенный фасон. Больше ни на ком за дни, прошедшие с момента моего «преображения», я не видела одежды из ткани такого цвета и фактуры. Она была мягкой и легкой, гладкой на ощупь, как шелк. Замысловатый крой, четкие строчки, а на левой стороне груди — металлическая эмблема в виде кошки, приготовившейся к прыжку. Я оделась и подошла к зеркалу. Стараясь не обращать внимания на лицо, я оглядела себя со всех сторон и осталась довольна. Узкие брюки и куртка сидели удобно, и в других обстоятельствах я, возможно, понравилась бы сама себе. Марсен постучал в дверь. — Можно, — отозвалась я, убирая прежнюю одежду в стенной контейнер. Услышав сзади его шаги, я обернулась. Марсен бросил на меня взгляд, его смуглое лицо побледнело, он поспешно прижал правую руку к левому плечу, низко склонился и замер. — Что с тобой? — испугалась я. — В чем дело? — Виллен просит поторопиться. Заседание совета начнется через пять минут, — не разгибаясь, проговорил Марсен. — Хорошо, пойдем, но ты скажи мне сначала, почему ты… — Пусть Виллен сам объяснит тебе. Я не имею права рассуждать на темы, не входящие в мои обязанности. — Ладно, пусть объяснит Виллен, — сказала я и пошла впереди Марсена к выходу из моих новых апартаментов. Отсюда до зала, в котором я впервые встретилась с Вилленом, было совсем недалеко. Да и обитель самого верховного иерарха была где-то поблизости. И все-таки мы опоздали. Когда Марсен открыл передо мной входную дверь в зал Виллена, вокруг стола уже сидели десятка два человек, мужчин и женщин разного возраста, одетых в костюмы черного и фиолетового цветов. Виллен поднялся из-за стола, и все общество тотчас же вскочило на ноги. Среди остальных я заметила Даррину. Она была чем-то рассержена и обижена, это сразу бросилось мне в глаза. Все присутствующие молчали и до моего появления, но сейчас тишина, казалось, звенела от напряжения. Все взгляды были обращены на меня. Я видела, как лица людей вытягиваются одно за другим, бледнеют, как беспомощно отвисают челюсти, беспокойно ищут себе занятие дрожащие руки. Все переводили глаза с моего лица на мое одеяние. Виллен быстро вышел ко мне навстречу. На нем был точно такой же костюм из серо-серебряного шелка с кошкой на груди. Его лицо было серьезным и сосредоточенным. Он одной рукой взял меня за плечи, другой широко повел, указывая на всех сразу: — Мы на заседании иерархического совета Первого мира… Представляю всем, кто еще не знает, кого мы дожидались… Моя сестра Рэста! Тишина, казалось, еще явственнее напряглась. Через секунду она была разорвана дружным шуршанием: все два десятка человек исполняли ритуальный поклон, и многие вкладывали в него такое рвение и подобострастие, что я сразу же осознала, в какие заоблачные дали на иерархической лестнице Первого мира меня закинуло. Я была уверена, что Виллен не стал бы сходу представлять меня без достаточных оснований, не будучи уверенным, что прав на мой счет. Да и почему бы Рэсте и вправду не быть сестрой верховного иерарха? Зама-анчиво. И, кажется, опасно. Это имел в виду Виллен, говоря, что мне не повезло? Люди не шевелились, согнувшись в поклоне. Я бросила взгляд на Виллена. Он придирчиво разглядывал членов совета, словно проверял их лояльность. — Займи свое место рядом со мной, Рэста, — он взял меня за руку и повел туда, где рядом с его креслом пустовало еще одно. Люди медленно поворачивались, следуя за нашим перемещением по залу. «Зачем ты устроил этот спектакль, Виллен?» — послала я ему беззвучный укор. Но он никак не отреагировал, хотя я была уверена, что верно нашла его волну. Только когда мы с Вилленом заняли свои места, члены совета позволили себе разогнуться. — Садитесь, — коротко разрешил Виллен. Все сели. Недоумевающие, ошарашенные, люди ждали, что скажет иерарх, и каковы будут последствия. Меня же из всей компании интересовала только Даррина. Она смотрела прямо мне в лицо, гнев и ярость, так легко загорающиеся в ней, сейчас полыхали с удвоенной силой. Знала ли она раньше, кто я такая? И знала ли она, кем я была? Это мне еще предстояло выяснить. — Я собрал вас сегодня для весьма короткого разговора. Во-первых, чтобы представить вас всех сестре. Во-вторых, чтобы объявить, что с сегодняшнего дня я приступаю к форсированию программы «преображение». У нас появился шанс в ближайшем времени получить выход в иную реальность. И третье: я прямо заявляю, что каждый, кто впредь посмеет поднять руку на кого-нибудь из потомков великого Вебстера, будет безжалостно уничтожен. Я знаю, что среди вас есть люди, к этому причастные, и я клянусь памятью моего великого предка, что ни один из злоумышленников не уйдет от расплаты… Все свободны, кроме Даррины. Люди спешили, покидая зал. По очереди они кланялись мне и Виллену, затем быстро уходили, а Виллен вслед им негромко сообщал мне имя и место человека в иерархии. Конечно, я никого не запомнила сразу. Впрочем, меня одолевали сомнения в том, что мне это нужно. Наконец, осталась одна Даррина. Она терпеливо ждала. Виллен тронул мою руку: — Говори, Рэста. Говори все, что ты хочешь сказать мне о Даррине. И я приму решение. Но учти, сестра, что нет среди наших сканеров лучшего специалиста по контактам с реальностями, чем Даррина. — Мне не доставляло удовольствия общение с ней до сих пор. Она была груба и жестока со мной, но здесь, видимо, так принято… Поэтому я хочу сказать о другом. Я хочу, чтобы Валерия Извекова оставили в покое раз и навсегда. Даррина вскинула голову: — Это глупо, иерарх. Все еще можно вернуть. У меня есть для этого несколько рычагов. Я хорошо проработала его окружение… — Ты плохо проработала его окружение, — перебила ее я. Она недоуменно вскинула брови. — Ты не заметила кое-кого в его окружении, с кем тебе лучше не тягаться. — Ты имеешь в виду того, кто вмешивался в мои контакты? Это случайность, — не совсем уверенно проговорила Даррина. — И тем не менее, тебе придется пока прекратить работу с Баллардом, — решительно сказал Виллен. — А другую работу? — спросила Даррина, и в ее словах мне послышалась издевка и скрытая угроза. — Продолжать, — ответил Виллен. — Найди способ завершить ее, отказавшись от услуг Извекова. — Да, иерарх. Я могу идти? — усмехнулась Даррина. — Можешь. Даррина удалилась, гордо подняв голову. В дверях она оглянулась и еще раз скривила полные губы в издевательской усмешке. От Виллена исходили странные волны: тревоги и неловкости. — Так что же все это значит, Виллен? — Полагаю, ты о многом догадалась. И о том, что Варскель был нашим отцом, и о том, что чья-то недобрая воля попыталась избавиться от тебя, и только совершенно случайно ты теперь можешь занять подобающее тебе место… — отозвался Виллен. — Я говорю о другом, — перебила я его. — Ты боишься Даррины, иерарх. — Но… — возражения застряли у него в горле. Он покачал головой. — Я не уверен, могу ли я сразу довериться тебе. — Полагаю, у тебя нет другого выхода. К тому же, если ты не уверен во мне, зачем ты своими же руками вознес меня так высоко? Я же не подозревала, кто я такая. — Человек из нашего клана, прямой потомок Вебстера, должен занимать в этом мире свое место. Я не мог поступить с тобой так же подло, как наши враги. Я должен был приблизить тебя. Так требует закон. Но я не уверен, что могу доверить тебе то, что не должно быть на виду… «У тебя нет друзей и доверенных лиц, не так ли?» — мысленно закончила я. Но никакой реакции на свой зов я снова не ощутила. Внезапно мне стало все ясно. — Виллен, Даррина одна знает об этом? — О чем? — О том, что верховный иерарх реальностей — не единственный носитель своего сознания. На Виллена жалко было смотреть. Его уверенность в себе растаяла в одно мгновение. — Некоторые предполагают, но знает только Даррина, — подавленно произнес он и отвернулся от меня. — Как ты узнала? — Почему тебя удивляет, что человек твоего клана, потомок великого Вебстера немного разбирается в таких вещах?.. Чем же еще сканер может шантажировать самого иерарха? К тому же ты дважды не ответил на мой зов. Виллен в растерянности тер подбородок. Его лицо снова стало непроницаемым, но я видела, что его смятение продолжалось. Я это чувствовала. — Как тебе удавалось скрывать это так долго? — Только с помощью Даррины, — ответил он и снова отвернулся от меня. Почему-то он очень старался, чтобы я не видела его лица. — Поверь мне, у меня нет прошлого в этой жизни, поэтому я не собираюсь ни отбирать у тебя власть, ни делить ее с тобой. — Я прекрасно представляю, что у тебя совсем другие интересы и намерения. Это еще одна причина, почему я не стал скрывать от тебя, кто ты такая… Это даже хорошо, что твое преображение произошло раньше, чем мое. У меня будет надежный союзник из моего клана. — Сколько у тебя аналогов? Виллен раздраженно махнул рукой: — Один единственный. И, что плохо, он практически равный. Если бы я имел хоть маленький перевес, я бы смог ответить на твой зов. — Ты не прав, — я помнила, что еще тогда, когда я была оборотнем, я уже могла общаться с Валерием и даже вклинилась в контакт с Дарриной. Но это у меня получилось отнюдь не потому, что львиная доля всей моей силы была именно в Кате, а потому, что вокруг было скопище дверей. — Чтобы отвечать на призыв наяву, нужно вовсе не иметь аналогов. — Допустим, — согласился Виллен. — Даррина давно ведет человека, от которого зависит мое преображение. Его необходимо убрать как можно скорее. Я не могу продолжать рисковать. В конце концов, даже если за это время все выплывет наружу, со смертью моего аналога я обрету те же качества, что и ты. И смогу сам открывать нужные нам двери. — Как же вы уберете его? Виллен пожал плечами: — Даррина меня обнадежила, что это будет достаточно просто. И вот уже более трех лет она с этим возится. Почему-то ей не удалось добиться от Извекова достаточно четких действий тогда, когда это было необходимо. Теперь же Извеков ускользнул, и к тому же я пошел на поводу у тебя, приказав оставить его… — Не жалей об этом. Извеков все равно не стал бы больше ничего делать. Но объясни мне, почему опять Извеков? — Мой аналог живет в реальности Извекова. Ты ведь тоже там жила, как я понял? — Да. Но Валерий говорил мне, что я настоящая находка, что людей с двумя аналогами практически нет… А теперь ты мне говоришь, что там есть человек еще более подходивший для той цели, которую преследовал он. Почему тогда Извеков переключился на меня? Виллен нервно качнул ногой: — Не путай. Мой аналог не может быть использован. Для того, чтобы подготовить его к целенаправленной деятельности, нужно вернуть ему недостающую силу. Это можно сделать, только убив меня. Само собой, я рассчитываю на другой порядок событий… Если у тебя и впрямь было два аналога, это, действительно, редкость. — Тогда почему же твой двойник еще жив? Насколько я знаю Извекова, он шел к своим целям, не останавливаясь практически ни перед чем. Виллен пожал плечами: — Во-первых, потому что ему помешали. Первый раз три года назад. Извеков очень сопротивлялся. Даррине удалось его сломать. Но все равно он действовал медленно и неловко, поэтому у него ничего не получилось. Второй раз тоже поднялась заваруха, в которой Извеков совершенно выбился из-под контроля. Мой двойник остался жить. Извеков был уже в состоянии скрытого сопротивления, поэтому переключился на тебя. Возможно, ему просто было удобнее работать с тобой. Но ни я, ни Даррина уже не вникали в то, что он там делал помимо работы с моим двойником. Даррина работает только с главными из своих подопечных. А уж они сами выбирают себе подсобный материал для своих целей. — Для твоих целей. Виллен посмотрел на меня. Темные глаза его жили как бы сами по себе, навязчиво напоминая мне… На секунду у меня остановилось сердце. Поток адреналина хлынул в кровь. Факт, сначала возникший, как догадка, почти сразу стал очевидным утверждением. — Да, для моих целей, — отозвался Виллен. — Что с тобой, Рэста? Я смотрела в его карие глаза, и видела Юру. Мне даже не хотелось уточнять, права ли я в своей догадке. Причудливое переплетение фактов делало действительность похожей на сюрреалистическую сказку. Я только как бы вскользь пожалела о том, что мне пришлось вообще узнать об этом. — Виллен, Даррина следит за аналогами тех, кого вы сторожите в ожидании «преображения»? — У нее и ее людей нет на это времени. — Значит, они не знали, сколько у меня, например, было аналогов, где они жили, кем они были? — Если бы мы знали, кто ты, возможно, в твоем случае мы более тщательно все прорабатывали. Но, если ты хочешь знать фактическое положение вещей, то нет. Этого никто не отслеживает. Обнадеживающее известие. Пусть они и дальше ничего не знаю. Только бы у меня это получилось. Только бы я смогла вернуться вовремя. И сделать это надо так, чтобы за мной не просочилось ни одного человека из Первого мира. — Рэста, в чем дело? О чем ты думаешь?.. Ты совсем меня не слушаешь. — Извини, но я не хочу ничего слушать. Я хочу уйти. Виллен пожал плечами: — Хорошо, договорим после. — Я хочу выйти из этого здания. Это возможно? — Конечно. Только ты нигде не должна бывать одна. Виллен нажал кнопку вызова на своем пульте. Марсен бесшумно появился и замер в поклоне. — Отныне ты телохранитель моей сестры. — Да, иерарх. — Ты подчиняешься ей, но если что-нибудь случится — ответишь передо мной. — Да, иерарх. Я почти выбежала из зала, не простясь с Вилленом. Ошеломившая меня догадка гнала и гнала меня куда-то вперед. Марсен быстрым шагом следовал позади, я слышала за спиной его ровное дыхание. — Я хочу выйти из здания, — повторила я вслух, чтобы Марсен меня услышал. — Куда? В город? — уточнил он. — Нет, куда-нибудь на природу. В вашем мире существует такое понятие? Марсен молча указал направление. Я послушно пошла за ним. Постепенно я совершенно отключилась от всего, что меня окружало. Только звучные гулкие шаги Марсена и мои собственные размышления. Сейчас мне очень нужно было поговорить с Валерием. Но вряд ли он услышал бы меня, я никак не могла сосредоточиться на контакте. Исчезли последние, и так уже почти стершиеся основания для моей ненависти к Извекову. Бедняга… Он все делал, подчиняясь чужой воле: строил Рай, стрелял в Юру, убивал и создавал своих собак. Катя и Юрий, Виллен и Рэста. Случайно ли, что в разных реальностях они оказались рядом? И случайно ли то, что Виллен и Юра… Боже, у меня не было разумного повода желать зла Виллену. Но он открыл охоту на Юру с твердым намерением довести ее до конца. Если Первому миру так и не удастся открыть ни одной двери, никто не сможет причинить вреда Юрке. По крайней мере до тех пор, пока Даррина не подыщет кандидатуру нового Извекова. Очевидность этой мысли ввергла меня в состояние безнадежной паники. Неужели единственный разумный выход — остаться здесь и напрочь прекратить все попытки к возвращению? Не выйду отсюда я, не выйдут некоторое время и все остальные… Нет, все-таки Катя Орешина совсем не умеет мыслить масштабно. Понять ситуацию это еще не все. Необходимо четко представить, на что следует направлять усилия, а что лишь бесплотный мираж. Наверняка, если бы я спокойно дослушала Виллена, он объяснил бы, зачем Первому миру нужно физическое проникновение в другие реальности? Что это даст им и остальным? Если бы Рэста прожила свои годы сознательно, она не задумывалась бы над дилеммой: спасать какого-то парня за то, что он хороший, или исполнить высшую миссию, порученную Первому миру неизвестно кем, и работать для своей цивилизации. Только у меня могли возникнуть такие дурацкие вопросы. Тем временем Марсен вывел меня на какую-то открытую площадку. Мы оказались на крыше одной из частей грандиозного многоступенчатого здания, которому, правда, было далеко до Рая. Вокруг простирались неоглядные холмы, горы, зелень и небо. Все такое знакомое. Словно бы меня кто-то разыгрывает. И все это никакой не Первый мир, а самый что ни на есть мой родной мир. — Где же город? — вырвался у меня вопрос. — Под землей, — ответил Марсен. — Жилье располагается под зданием иерархии. Здесь живет примерно четверть населения и находятся наши главные объекты. — А ты стал разговорчив, — я повернулась к нему. Ветер ерошил короткий ежик его волос, Марсен щурился от яркого солнца и ветра, я никак не могла разглядеть цвет его глаз. Мне не хотелось загадывать, но я с ужасом подумала, что если они зеленые, и, следовательно, Марсен — аналог Олега, то я просто сойду с ума. — Я не разговорчив, — ответил Марсен. — С теми, с кем мне нужно общаться, я предпочитаю не разговаривать. Мы беседуем мысленно. — Значит, у тебя нет аналогов? — с надеждой спросила я. — Если бы они у меня были, я сидел бы в такой же грязной камере, из которой тебе удалось выбраться, — усмехнулся он. Улыбка у него оказалась приятной. — Сидел бы и ждал преображения до самой смерти. Либо своей, либо чужой… Ты не передумала лететь? — Лететь? — я огляделась. На площадке стоял некий, очевидно летательный, агрегат. Имея очень простые формы и никакой внешней атрибутики, кроме блестящей кошки на боку, он напоминал скорее автомобиль, и только два винта, закрепленные особым образом, придавали ему сходство с привычным мне вертолетом. — Что ж, давай летать. Мне нужно кое о чем тебя расспросить. Только при разговоре я хотела бы слышать человеческий голос. — Да, Рэста, — Марсен изобразил официальный поклон. Когда вертолет взмыл вверх, открылся такой чудный вид, что мне стало почти до слез жаль несчастную Рэсту, которую заточили на столько лет в душной, холодной комнате, вместо того, чтобы позволить наслаждаться такой прелестной жизнью. Я готова была увидеть что угодно, ничто не удивило бы меня за стенами официальных мрачных коридоров иерархии — ни ледники, ни пустыня, ни океан. Но Первый мир был прекрасен. Издали здание иерархии выглядело величаво и гармонично, его изломанные линии хорошо вписывались в необъятный ландшафт. Зеленые леса начинались совсем рядом, и конца и края им было не видно. На открытых пространствах внизу можно было разглядеть лесные реки и озера с водопадами, шелковистые зеленые поляны. Кое-где виднелись непривычной формы аппараты, похожие на тот, что я видела тогда давно в момент контакта с Дарриной. Я оторвалась от красот и взглянула на Марсена. Он почти не смотрел на приборы, уверенно вел машину, лицо его перестало быть угрюмым. Может быть, мне всего лишь так показалось от того, что мы были уже вне сковывающих условностей, но Марсен выглядел совсем обычно, задумчиво молчал, и его взгляд расслабленно скользил по шевелящейся волнами поверхности, состоящей из верхушек многочисленных, высоких и красивых деревьев. Присутствие Марсена вселяло в меня не столько уверенность в собственной безопасности, сколько надежду на то, что общение с ним позволит мне разобраться в моих проблемах. Марсен был подневольным человеком, близким к высоким кругам. Такие много знают, и даже если молчат, информацию из них можно вытянуть исподволь. Я, конечно, не ожидала, что мне удастся склонить Марсена на свою сторону и использовать его, как прикрытие. Если бы с Марсеном можно было провернуть подобный финт, он не был бы в числе лучших телохранителей верховного иерарха. И уж конечно, его не приставили бы ко мне. Уйти от опеки такого, как Марсен, будет очень даже непросто. И вряд ли у меня будет время, чтобы сделать тщательную проработку своих действий. Я чувствовала, что придется воспользоваться хитростью и случаем. В то же время, я остро нуждалась в том, чтобы кто-нибудь меня хорошенько одернул. Я чувствовала, что меня неудержимо «несет». Возникающие сомнения в себе я сразу целенаправленно давила еще на стадии ощущений. Но мне казалось, что если я начну, как обычный нормальный человек, взвешивать «за» и «против», оценивать степень риска, анализировать собственные мотивы на правомерность, то наверняка навсегда завязну в этом божественном месте. Но не всегда можно позволить себе воспользоваться здравым смыслом. Ведь здравый смысл, как бы ни хотелось опереться на него, оказавшись перед выбором, такая же противоречивая категория, как и любая другая. Я знала, что здравые размышления мне сейчас противопоказаны, иначе я буду смята и не смогу поднять головы. Да, конечно, умный человек не станет пытаться изменить то, что не в его власти. Возможно, то, что я делаю сейчас — всего лишь моя иллюзия, а на самом деле я ни на что не способна… Вот именно, стоит только начать думать, как начинаешь понимать, что думать вредно. — Ты тоскуешь? — голос Марсена вывел меня из раздумий и немного встряхнул. — Что, это заметно? — Конечно, заметно, еще как. Ты сильно тоскуешь. Я очень не завидую твоему положению. Я ведь знаю, что значит преображение для таких, как ты, — ответил он. — Для каких это «таких»? — Для совершенно беспомощных. — Ты считаешь, Рэста беспомощна? Даже сейчас? — Даже сейчас. Но я чувствую, что та, другая жизнь, что осталась в твоей памяти, заставляет тебя подчиняться себе. — А ты психолог. Я думала, ты просто телохранитель, а ты психолог. — Хобби, — улыбнулся он. — К тому же психологии нас обучают всех и с детства. — Зачем? — Чтобы помогали сами себе и не позволяли другим подминать себя. Вертолет снизился и пошел прямо над верхушками деревьев. Слева блеснула узкая лесная речушка, бурно текущая в разломе плиты. Я смотрела вниз на белые бурунчики пены, на солнечные блики и вдруг почувствовала сильный озноб. Пот прошиб меня и дыхание сбилось. Странные симптомы прошли, но удивительное ощущение какого-то непрошенного вторжения в меня не проходило. Это было чем-то похоже на преддверие контакта, и в то же время что-то совершенно новое. Меня словно кто-то беззвучно приглашал вниз. — Что-нибудь не так? — спросил Марсен. — Что это была за речка внизу? — Одна из множества. У них нет названия. В долине Вебстера слишком много всякой всячины, чтобы каждая имела имя. — Расскажи мне, кто такой Вебстер. — Он жил три столетия назад. Твой род ведет начало от него. Именно он предположил, что двери откроет человек либо извне, либо отсюда, при условии, что здесь будет его последний аналог, человек, имеющий память о прочих реальностях. Он прорвется отсюда в один из прошлых своих миров, а уже оттуда во все остальные. Мы, живущие здесь, в основном все ни на что не способны. — Вы создали себе премилую жизнь, разве вы так уж ни на что и не способны? — Нас два миллиона, у нас есть все, но уже многие и многие поколения не в состоянии выполнять главное свое предназначение — быть иерархами реальностей. — А чего ради? Марсен бросил на меня взгляд, отчетливо говорящий о том, что он боялся этого разговора. — Я понимаю, вы тысячелетиями вкалываете для того, чтобы снова открыть эти самые двери. Эта напряженная работа стала для вас священной целью. Я всего неделю здесь, но только об этом и слышу. Теперь объясни, что дальше. Вот Виллен считает, что я завтра же открою ему дверь, и что дальше? Задавая Марсену этот вопрос, я представила, что произойдет. Я открою дверь, и в нее первым вслед за мной пройдет убийца. Убийца моего брата. Марсен не спешил отвечать. — Ты не знаешь или не можешь сказать правду? — Сестра иерарха имеет право знать все, — уклончиво отозвался Марсен. — Так скажи. — Давным-давно, в течение нескольких тысячелетий Первый мир объединял все остальные миры. Верховный иерарх определял и корректировал развитие цивилизаций. Все делалось достаточно разумно и все были довольны, потому что не представляли себе другого положения вещей… — сказал Марсен, резко разворачивая машину. — Кто берется это утверждать? — История. История Первого мира. — Но история других миров молчит об этом. — Это не значит, что правление иерархии Первого мира — миф. — Согласна. Но это не значит, что этот мир действительно Первый. Не знаю, как оно было раньше, но сейчас я могу заявить, что это мой мир — Первый и самый изначальный. И именно мой мир должен верховенствовать, так как я могу оттуда войти в тысячи миров, а вы здесь заперты. — Но… — Чему же такому хорошему вы можете научить? Придворным заговорам, шантажу и клановым распрям и склокам? У нас всего этого в избытке и без вас. Марсен угрюмо молчал. Вертолет шел по краю лесного оврага, на обрушившемся склоне которого притулились изогнутые деревья, отчаянно цеплявшиеся корнями за оставшуюся в пределах их досягаемости почву. Неожиданный толчок изнутри почти бросил меня в обморок. Сначала я не поняла, в чем дело. Казалось, сердце остановилось. Звуки, запахи, ветер, бьющий в лицо сквозь дверные проемы вертолета — все ушло на второй план. — Марсен, снижаемся. Чуть назад и вниз. Он послушно повернул машину и аккуратно посадил ее прямо на обрыв оврага. Я выпрыгнула на землю. Красота неописуемая, тишина, покой, величавость нетронутой природы. Экологическая культура — вот чему мог бы научить Первый мир. Я спрыгнула вниз на склон. Марсен двинулся следом. Он был тяжелее, и песок из-под его ног скользил вниз мощным потоком. Марсен словно съезжал вниз вместе с пластом песка. Внизу на самом дне оврага я заметила что-то вроде пещеры. Расщелина, почва из которой была вынесена ветрами и талой водой, оголенные корни уже давно отмерших деревьев, присыпанные песком… И довольно большой, в человеческий рост, проем, ведущий вглубь, в толщу песчаного склона. Оттуда из этой чернеющей дыры исходил невероятной силы призыв. Именно оттуда. Я посмотрела на Марсена. Он равнодушно обводил взглядом окрестности, и было ясно, что он ничего подобного не чувствует. — Ты знаешь это место? Он неопределенно пожал плечами и проговорил: — Обыкновенное место. Таких оврагов в лесу сотни. Если бы он только знал, как он не прав. Но в моих интересах было не разубеждать его. Я села на торчащий из песка толстый сухой корень. Марсен встал поодаль. Такой ни на шаг не отпустит. Как же мне в следующий раз оторваться от него и добраться сюда? Неразрешимая задача, над которой стоит подумать. — Садись, что ты маячишь? — я хлопнула ладонью по корню. Марсен покачал головой: — Я не имею права. Я на службе. — Сядь, в конце концов, Виллен сказал, что ты мне подчиняешься. Марсен подошел, но не сел на корень рядом со мной, а опустился на песок. Я не стала настаивать, поскольку странный архаичный этикет этого мира никак не хотел укладываться в мои представления о том, как следует общаться людям. — Не сочти за дерзость, Рэста, но никогда не говори Виллену или кому-нибудь из его клана то, что ты мне говорила в вертолете, — медленно произнес он, глядя в сторону. — Что же такого крамольного я сказала? — Я не хочу снова обсуждать вопрос о верховенстве миров, но за подобную… — он слегка замялся. — …ересь? — помогла я ему. — Можно сказать и так. За это многие люди в течение веков платили жизнью. — Ну, допустим, я все-таки захочу прояснить этот вопрос. Что же меня ждет? — Смерть, — как нечто совершенно естественное, сообщил Марсен. — А после? — Что после? — После смерти. Что будет с моим сознанием после смерти? Оно ведь, кажется, вечное и бессмертное. — Оно будет блуждать в глубинных мирах, пока не воплотится во вновь рожденных личностях, одной или нескольких. — Так стоит ли горевать о собственной смерти, если в любом случае есть перспектива? Марсен невесело засмеялся: — Все равно хочется задержаться в этой жизни. — А-а, даже несмотря на перспективу бессмертия? Личные ощущения расходятся с официальными ожиданиями? Так вот, мои личные ощущения после перемещения по нескольким мирам сильно расходятся с официальной доктриной верховенства вашей так называемой иерархии. Отчего-то меня не вдохновляет ни мое новое высокое положение в вашем мире, ни те надежды, что возлагает на меня Виллен. И боюсь, мне придется его сильно разочаровать. — Тебе незачем мне об этом говорить, — Марсен был в смятении. — Тебе тоже незачем говорить об этом Виллену, если это тебя беспокоит. Я сама ему скажу. — Как хочешь. Только зря ты думаешь, что твой отказ надолго отдалит проникновение Первого мира в другие реальности, — печально ответил Марсен. — Я принадлежу к тому же клану, что и Даррина. Наши люди сплотились вокруг Виллена в надежде впоследствии получить многое в иных мирах. И они помогут Виллену, так же как они помогают ему сейчас своим молчанием. — Молчанием о чем? — О том, что Виллен ждет своего преображения. О том, что он не по праву занимает свое верховное положение. Когда он сам сможет открыть дверь, все поймут то, о чем сегодня знают лишь несколько человек. Но к тому моменту Виллен-обманщик превратится в их глазах во всесильного Виллена-предводителя, истинного иерарха реальностей, открывающего пути. Он будет прощен. Молчаливый телохранитель, дежурящий в холле, как много он знал. Как ошибался Виллен. Наверняка неглупый, уже многих осиливший и вырвавший себе и своему роду надлежащее положение, Виллен оказался просто игрушкой для теневых «серых кардиналов». Волшебная сказка о высших правителях миров обернулась обычной возней под ковром. — Хороши, иерархи чертовы… Между собой разобраться не могут, а еще лезут другими править… — рассердилась я. — Если бы я знала, как вас тут запереть навсегда, сделала бы, не задумываясь… Что, в сущности, решит мое бегство отсюда? Они найдут, рано или поздно, способ открыть себе пути. Не сейчас, так через столетие… Интересно, врут ли их легенды об эре Первого мира? Если нет, почему история моего мира упорно молчит о ней? Что она, прошла незаметно? Или же она закончилась для нашего человечества «полной потерей памяти»? — Марсен, почему вы оказались запертыми? О какой «трагической ошибке» говорил Виллен? — Знаешь, мне не очень-то хочется об этом говорить… — Тебе придется. Иначе Виллен узнает кое-что о том, что некоторые его секреты перестали быть таковыми, — я перехватила тяжелый взгляд Марсена и добавила: — А если ты захочешь убить меня прямо здесь, не забывай, что Виллен потребует с тебя отчет. — Глупости. Свою работу я знаю. Если тебе непременно нужно знать все сразу, я могу сказать то, что знаю. В этом нет тайны, просто мы не любим об этом говорить. Он немного помолчал и, наконец, заговорил тихо, но четко: — Это было очень давно. Население Первого мира было могущественным и многочисленным. Десятки миллиардов людей жили не только на этой планете, но и в нескольких иных галактиках. Мощная разветвленная сеть была раскинута сканерами на несколько сотен реальностей. И все они постепенно подтягивались до уровня Первого мира, но, конечно, развитие цивилизаций в них шло своим путем, разными темпами… Постепенно многие цивилизации обнаружили воздействие Первого мира. Кое-где это вылилось в понимание и сотрудничество, и эти миры быстро достигли расцвета и могущества. В других мирах зародились весьма привлекательные учения религиозного толка, и все постепенно наладилось, все конфликты были сглажены… — Марсен говорил легко, как по писанному. Словно эта история была им заучена наизусть. Он даже говорил как-то немного распевно. — Но в нескольких местах влияние Первого мира было оценено неверно. Непонимание вызвало резкую враждебную реакцию. Естественные попытки объяснить теорию и практику работы Первого мира ни к чему не привели. Разгорелось несколько войн. Враждующие миры отказывались воспринимать Первый мир в качестве Первого. И тогда верховный иерарх принял решение, ставшее той самой трагической ошибкой. Он решил силой восстановить порядок в бунтующих мирах. Первый мир из обороны перешел в наступление… В конце концов из всех мятежников осталась одна весьма красочная реальность. В нашей истории она называется Дерзким миром. Даже сейчас это самый перспективный мир. Именно там, как говорит Даррина, живет аналог Виллена. А тогда… Написано, что лились реки крови. Люди того мира научились пользоваться теми самыми теориями, которые поначалу отказались принять, и даже стали проникать сюда… Но однажды война прекратилась сама собой. Никто не смог выйти отсюда. — Что, вот так вдруг? Марсен кивнул: — Да, все двери, сотни дверей закрылись… Но это было только начало. Начали поступать отчеты сканеров о том, что во всех мирах, бывших раньше под контролем Первого, происходят ужасные катастрофы. Ледники, землетрясения, планетарные пожары, чего только там не было! И цивилизации угасли одна за другой, погибли, не оставив никаких следов, или эти следы были столь незначительны, что после того, как оставшиеся в живых люди начали все с нуля, никто и не вспомнил о Первом мире. А мы отсюда только наблюдали за ними и пытались к ним прорваться… — …чтобы еще раз загнать их в пропасть. Марсен укоризненно взглянул на меня: — Чтобы исправить ошибку. Чтобы прийти к ним открыто и открыто выполнять свою миссию. — Ваша миссия — сидеть здесь и больше не высовываться. — То есть как это? — не понял Марсен. — А так. Неужели не понятно, что на ваш Первый мир нашелся некий Сверхпервый, который, видя, куда вы катитесь, увлекая за собой других, просто-напросто поставил вас в угол, как безмозглых детей, которые вздумали играть с оружием. Марсен в замешательстве вскочил, потом снова опустился на песок. Он посмотрел вверх, словно искал там поддержки. — Говоришь, поставили в угол… — начал он задумчиво. — Погоди-ка, Марсен, когда, ты говоришь, все это происходило? — Десятки тысяч лет назад. — Но в Дерзком мире есть следы человечества возрастом в миллионы лет, а столь же древних следов развитой цивилизации нет. Вся известная цивилизация развилась в весьма обозримом периоде. — Тот, кто нас поставил в угол, просто умел хорошо уничтожать следы, — пробормотал он. — Но тогда нас еще и очень сильно и больно выпороли. Так, что повреждения оказались смертельными. — Что ты имеешь в виду? — Нас было много миллиардов. Теперь нас два миллиона. Мы не смогли ни воспрепятствовать стремительному уменьшению населения, ни добиться затем его увеличения. Все те же катастрофы, болезни, страшные инфекционные эпидемии, демографические осложнения. Кто же сделал нас умирающими и беспомощными и отрезал от иных миров? — Кто-то, кто считает, что его священная миссия — контролировать вас, неразумных. Расшалились не в меру — получили по заслугам. — Значит, пока мы не прекратим попытки выйти за пределы Первого мира с прежними намерениями… — …Сверхпервый мир не позволит вам выйти из угла и играть с остальными. — Не позволит нам возродиться, — серьезно констатировал Марсен. — Для телохранителя ты непростительно умен. — Мы вообще умная раса, ведь мы не имеем аналогов, — уже невесело улыбнулся Марсен. — Да, но имеете из-за этого верный шанс на полное вымирание. Похоже, мироздание не терпит долго таких людей, как ты и я. Никто не должен достигать пика своих возможностей, наверное, это слишком опасный барьер. Скорее всего, любая чрезмерность не имеет права на существование. Другое дело, когда в мире есть несколько личностей с цельными сознаниями, и они знают не только цену себе, но и свое место. Но огромная реальность, населенная людьми с возможностями, равными их запросам — в этом-то и кроется подвох. — Ты хочешь сказать, что лучше, когда возможности не дотягивают до запросов? — уточнил Марсен. — Я хочу сказать, что в этом случае меньше шансов пуститься вразнос. — Кажется, наш разговор совершенно бесполезен. Такие речи иногда ведутся у нас тайно между близкими друзьями, но совершенно бесполезно предавать все это огласке, — заметил Марсен, правда, в нем уже не было видно ни тени беспокойства. — Да с чего ты взял, что я собираюсь устраивать митинги по этому поводу. Я рассказала тебе все, что думаю. Но я не собираюсь публично делать выводы. Марсен встал, размял ноги и заметил, оглядываясь: — А почему мы сидим именно здесь? — Потому что я этого хочу, — отрезала я. Он пристально на меня посмотрел и все-таки не удержался: — Что ты думаешь делать здесь? — А что должна здесь делать Рэста? — Знаешь что? — Марсен поковырял песок носком сапога и все же продолжил: — Я буду исправно нести свою службу и буду приветствовать тебя на людях так, как предписывает закон вести себя с могущественными иерархами. Но ты не Рэста. Ты никогда ею не была, и никогда не будешь. Ты пришла откуда-то издалека и разобрала наш мир по косточкам. Ты смотришь и будешь смотреть на него со стороны. А я здесь живу. Поэтому знаю, что ты, в сущности, права. Но ты чужая, если бы все знали, насколько ты чужая, у тебя было бы куда больше врагов, чем сейчас, когда все тебя считают сестрой иерарха… — Извини, — я перебила его. — Ты что, обиделся? — В какой-то степени. Но я не о том. Ведь я же сказал, что ты права. Я хочу, чтобы ты сделала выводы и сказала мне, что ты собираешься делать. Не как Рэста, а как та, другая. — Другую зовут Екатерина. — Прекрасно, — улыбнулся Марсен. — Я ничего не собираюсь делать. Ни пытаться сделать тут у вас переворот, ни распространять свои идеи. Потому что познание проблемы — это одно, а решать ее все равно будут те, кто имеет на это право и силы. А у меня есть право и силы совсем для другого… Произнося эти слова, я снова почувствовала, как меня неумолимо повлек вниз очередной поток. Я заставила себя не смотреть на неведомую пещеру. Я была довольна уже тем, что не придется больше ломать голову над вопросом: пытаться ли мне спасти свой мир от вторжения, или решать свои мелкие личные проблемы. Кесарю — кесарево… Мне — мое. К черту иерархии и миры с их заморочками. Тем более, что над ними есть надсмотрщики и покруче меня. Но я могу теперь делать несколько забавных вещей, которые не могут делать остальные. Так пусть же мои желания определят для меня мое место. А мое место — в Петербурге… Есть такой городок в Дерзком мире… — А ну-ка, Марсен, ты научишь меня управлять этой штуковиной? — я показала на вертолет. — Да, Рэста, — он поклонился, а потом хитренько взглянул на меня. — Конечно, Екатерина. Пойдем… Он подал мне руку и потащил по разъезжающемуся песку на верхушку обрыва. |
||
|