"Короли во тьме / Kings in Darkness [= Подземные короли]" - читать интересную книгу автора (Муркок Майкл)

Короли во тьме / Kings in Darkness [= Подземные короли]

Тишину прохладной северной ночи неожиданно прорезали вопли и топот копыт. Элрик, правитель погибшей и разделенной на части империи Мелнибонэ, радуясь, как вырвавшийся из ловушки волк, и бешено погоняя скакуна, летел через тьму и что-то весело и бездумно выкрикивал. Он мчался из Надсокора, Города Нищих, и лютая ненависть преследовала его. Отвратительные обитатели чудовищного города узнали в нем своего старого врага еще до того, как он выведал тайну, за которой пришел, и теперь они гнались за ним и за забавным щуплым человеком, который скакал, хохоча во все горло, рядом с Элриком. Это был Мунглум Чужеземец из Элвера, далекой восточной страны, не обозначенной ни на одной карте.

Пламя факелов разрывало бархат ночи, и крики сотен оборванцев, подгонявших тощих кобыл, будили тихие поля. И хотя преследователи были трусливыми заморышами с ухватками шакалов, они представляли собой грозную силу, так их было много, и все они имели длинные ножи и костяные луки, поблескивавшие в свете факелов. Два воина не могли противостоять им и даже вряд ли сумели бы нанести серьезный урон этой толпе, и потому Элрик и Мунглум решили покинуть город без боя. Теперь приятели скакали навстречу выползавшей из-за леса полной луне, которая слабыми лучами выхватывала из темноты беспокойные воды реки Варкалк — единственную надежду на спасение.

Правда, грозная река и разъяренная толпа нищих представляли собой примерно одинаковую опасность, но если в схватке с жителями Надсокора беглецы никак не могли уцелеть, то со стихией еще можно было побороться. У крутого берега темной реки кони заупрямились и начали пятиться, однако воины резко пришпорили скакунов и заставили их спуститься к воде. Умные животные осторожно вошли в реку и поплыли, фыркая и храпя. Река с ревом несла их к зловещему лесу Троос, который находился в пределах Орга, страны черной магии и древнего зла.

Элрик вытер лицо об рукав и кашлянул.

— Я думаю, они не сунутся в Троос! — крикнул он, перекрывая шум воды.

Мунглум ничего не ответил. На его смуглом лице застыло выражение, которое в зависимости от обстоятельств можно было рассматривать и как веселую усмешку, и как гримасу ужаса. Кони плыли, подчиняясь течению, а толпа оборванцев, продолжая погоню по берегу, что-то вопила им вслед. Порой до воинов долетали глумливые выкрики:

— Лес сделает за нас эту работу! Счастливого пути!

Альбинос злобно расхохотался в ответ. Темная прямая река, широкая и глубокая, несла двух всадников, словно щепки, к утру, умирающему без солнца, холодному, словно дыхание льда. Плоские утесы изредка оживляли унылую равнину, прорезанную Варкалком точно посередине. Нечто черное и коричневое с зеленым оттенком торчало из расщелин прибрежных скал, трава на равнине колыхалась под ветром так, словно выполняла тяжелую работу. В рассветном сумраке толпа нищих, наконец отказавшихся от мысли вернуть ускользнувшую добычу, постепенно растаяла — оборванцы возвращались в Надсокор.

Когда они ушли, Элрик и Мунглум, приглядев подходящее место, заставили коней подплыть к берегу и выбраться наверх. Равнина уже уступила место редкому лесу, и уродливые деревья торчали из бурой почвы, покрывая ее пятнами теней.

Листва шевелилась, странно дергаясь, словно отвоевывая право на самостоятельную жизнь.

Это был лес ядовитых цветов, окрашенных в кровавый цвет и покрытых болезненными пятнами, лес изогнутых, вывернутых стволов, черных и блестящих, лес остроконечных темно-пурпурных и ярко-зеленых листьев — определенно нездоровое место, где воздух был пропитан отвратительной вонью гниющих растений.

Мунглум сморщился и выразительно покосился в сторону реки.

— Может, вернуться? — предложил он. — Лучше миновать Троос и срезать путь по Оргу, тогда через день мы окажемся в Бакшаане.

Альбинос нахмурился:

— Я не сомневаюсь, что в Бакшаане нас встретят так же тепло, как в Надсокоре. Жители этого заплывшего жиром городка не забыли ни о разрушенном дворце Никорна, ни о богатствах, которые мы получили с их торговцев. Нет, лучше уж познакомиться с этим лесом. Я слышал рассказы о нем и об Орге и хочу узнать, насколько они правдивы. Мой клинок и магия защитят нас.

Мунглум вздохнул:

— Элрик, давай не будем дергать тигра за усы.

Альбинос холодно улыбнулся. Его рубиновые глаза горели на фоне мертвенно-бледной кожи особенно ярко.

— Ну что за глупости тебя тревожат! В худшем случае нас ожидает только смерть.

— Вот именно это мне и не нравится, — пожал плечами Мунглум. — Роскошь Бакшаана или, если ты предпочитаешь, Джадмара…

Но Элрик уже погнал скакуна вперед, углубляясь в лес. Мунглум со вздохом последовал за ним.

Вскоре густые кроны странных деревьев, усеянные темными цветами, закрыли большую часть неба, которое так и не просветлело, и путешественники оказались в своеобразном туннеле, образованном влажными черными стволами. Рассмотреть что-либо впереди было невозможно, но оба чувствовали: там, за этим туннелем, десятки и сотни еще более безрадостных мест, утонувших в угнетающей мгле.

Мунглум решил, что рассказы про этот лес, которые он слышал от путников с безумными глазами, которые изредка заглядывали в таверны Надсокора, вполне соответствовали действительности.

— Пожалуй, это в самом деле лес Троос, — сказал он Элрику. — Говорят, Обреченный Народ освободил чудовищные подземные силы, и они вызвали ужасные изменения в людях, животных и растениях. Этот лес — последнее, что они создали, и последним исчезнет.

— Дети иногда ненавидят своих родителей, — загадочно проговорил Элрик.

— Ну да, таких деток надо особенно опасаться, — отозвался Мунглум. — Рассказывают, что, когда Обреченные правили миром, у них не было богов, которых бы они боялись.

— Действительно бесстрашный народ, — слегка улыбнулся Элрик. — По крайней мере, они заслуживают уважения. Испугайтесь, и боги вернутся к вам — вот что утешает большинство людей.

Мунглум слегка удивился, но промолчал: ему стало как-то не по себе.

Весь лес был наполнен злобным шуршаньем и шепотом, хотя ни одно живое существо не попалось путешественникам на глаза. Ни птиц, ни грызунов, ни насекомых, и это еще больше пугало и настораживало.

Чтобы хоть немного отвлечься и стряхнуть наваждение зачарованной чащобы, Мунглум дрожащим голосом затянул песню:

Распевая все громче и уверенней и чувствуя, как возвращается его природная жизнерадостность, Мунглум ехал за человеком, которого именовал другом, хотя тот был до некоторой степени его хозяином, пусть никогда не позволял себе даже намекнуть на это.

Элрик улыбнулся:

— Вряд ли балладой о своей невзрачности и отсутствии смелости можно отпугнуть врага, Мунглум.

— Но зато я не дразню его, — бойко ответил Мунглум. — Пока я пою о своих недостатках, мне ничто не угрожает. Если я начну хвалить себя, кто-нибудь может расценить это как вызов и решит проучить меня.

— Верно, — согласился загнанный в тупик Элрик, — и вполне разумно.

Он сменил тему и стал показывать на разные цветы и листья, обращая внимание Мунглума на их непривычную окраску и форму и используя при этом непонятные простому человеку слова, которые обычно употребляют маги. Казалось, альбинос совершенно не боится, но Мунглум знал, что Элрик превосходно умеет скрывать свои истинные чувства.

Примерно через час они остановились, чтобы немного передохнуть, и Элрик принялся внимательно изучать сорванные с различных растений листья. Покончив с этим, он аккуратно спрятал свою добычу в пояс и улыбнулся Мунглуму, который с интересом наблюдал за ним:

— Вперед, тайны Трооса ждут нас.

Но тут из мглы прозвучал женский голос:

— Не ходите туда сегодня, чужеземцы. Элрик остановил коня, хватаясь за рукоять

Приносящего Бурю. Голос незнакомки странно подействовал на него, он был низким, глубоким и, казалось, касался сокровенных глубин души. Элрик вдруг почувствовал, что вновь оказался на одной из дорог Судьбы, но куда она может привести его, не знал. Стряхнув наваждение, альбинос привел в порядок смятенные мысли и, размеренно дыша, стал всматриваться в окружающую тьму, пытаясь определить, откуда раздался голос.

— Возможно, ты дала нам добрый совет, госпожа, — произнес он строго. — Теперь покажись и объясни…

Незнакомка, не заставляя себя упрашивать, выехала на поляну. Ее черный конь гарцевал так, что женщина едва сдерживала его. Мунглум, посмотрев на нее, одобрительно хмыкнул: хотя, на его вкус, немного крупноватая, женщина была невероятно красивой. Ее лицо и манера держаться неопровержимо свидетельствовали о благородном происхождении, серо-зеленые влажные глаза выражали одновременно загадку и невинность. Несомненно, она была очень молода, лет семнадцати или чуть больше. Элрик нахмурился:

— Ты одна?

— Теперь — да, — ответила она, украдкой рассматривая альбиноса и стараясь скрыть явное удивление. — Мне нужны помощь и защита. Я еду в Карлаак, и воинов, которые обеспечат мою безопасность, там ждет хорошая плата.

— Карлаак? Возле Плачущей Пустоши? Это по другую сторону Илмиора, в сотне лиг отсюда. Неделя езды на хороших лошадях. — Элрик не стал дожидаться ее ответа. — Мы не наемники, госпожа.

— Но тогда вы связаны клятвой рыцарства и не сможете отказать в моей просьбе.

Элрик усмехнулся:

— Рыцарство, говоришь? Но мы не связаны узами родства с выскочками Юга, нам чужды их странные обычаи и правила поведения. Мы благородные люди древних рас, которые ничего не делают против своей воли. Ты бы не стала просить нас ни о чем, если бы знала наши имена.

Она облизнула полные губы и спросила почти покорно:

— Вы…

— Элрик из Мелнибонэ, госпожа, известный на Западе как Элрик Убийца женщин, а это Мунглум из Элвера по прозвищу Бессовестный.

Незнакомка сказала:

— Ходят легенды… Белолицый грабитель, злой волшебник с мечом, который пьет души людей…

— Да, это верно. И хотя сказки все преувеличивают, они не скрывают темной правды, которая породила их. Ты по-прежнему готова принять нашу помощь?

Голос Элрика звучал мягко и почти добродушно, в нем не было даже намека на угрозу: он видел, что женщина и так очень напугана, хотя старается не показывать страха.

— У меня нет выбора. Мой отец, старший советник Карлаака, очень богат. Карлаак называют Городом Нефритовых Башен, и это правда. Такого редкого нефрита и янтаря больше нет нигде. Сотни замечательных безделушек могут стать вашими.

— Поосторожнее, госпожа, не серди меня, — предупредил Элрик, заметив, что в глазах Мунглума вспыхнул алчный огонек. — Мы ведь не лошади, которых можно нанять, и не товары, которые можно купить. А кроме того, — он надменно улыбнулся, — я происхожу из разрушенного Имррира, Города Грез на Острове Драконов, в центре древнего Мелнибонэ, и я знаю, что такое настоящая красота. Ваши безделушки не могут соблазнить того, кто видел молочное Сердце Ариоха, сияющее над Рубиновым Троном, и томные, непостижимые цвета Акторианского камня в Кольце Королей. Это больше, чем просто драгоценные камни, госпожа, они хранят жизненное вещество вселенной.

— Я прошу извинения, лорд Элрик и сэр Мунглум.

Элрик нервно расхохотался:

— Мы печальные клоуны, милая девочка, но боги удачи помогли нам сбежать из Надсокора, и теперь за нами должок. Мы проводим тебя в Карлаак, Город Нефритовых Башен, а изучением леса Троос займемся в другой раз.

Переводя настороженный взгляд с прозрачно-бледного лица Элрика на смуглое лицо Мунглума и обратно, незнакомка произнесла заученные слова благодарности.

— А теперь, коль уж мы представились, — сказал Элрик, — может быть, ты будешь так добра, что назовешь свое имя и расскажешь, как попала сюда.

— Я Зарозиния из Карлаака, дочь Вуашуна. Мы принадлежим к самому могущественному клану в юго-восточном Илмиоре. У нас немало родственников в торговых городах на берегах Пикарайда, и я отправилась навестить их со своими братьями и дядей.

— Опасное путешествие для молоденькой девушки.

— Да, и, как оказалось, нас подстерегали не только обычные опасности долгого пути. Две недели назад мы отправились домой. Благополучно переплыли залив Вилмир и наняли вооруженных людей — получился сильный караван. Надсокор мы решили миновать, поскольку слышали, что Город Нищих плохо встречает честных путешественников..

— Насколько мы знаем, иногда и нечестных тоже, — улыбнулся Элрик.

Зарозиния снова с удивлением посмотрела на него: вежливый, наделенный чувством юмора собеседник вовсе не походил на кошмарного героя страшных легенд.

— Обогнув Надсокор, — продолжала она, — мы пересекли границу Орга в том месте, где находится Троос. Мы двигались очень осторожно по этому лесу, зная, что местные жители пользуются дурной славой. Но затем на нас напали, и наши наемные защитники сбежали.

— Напали, говоришь? — прервал ее Мунглум. — А кто напал, ты знаешь?

— Судя по мерзкой внешности и низкому росту, это местные уроженцы. Мои родственники смело бились, но погибли. Один из братьев успел ударить по крупу моего коня, и тот поскакал так, что я не могла удержать его. Я слышала страшные крики — так вопят безумцы, и жуткое хихиканье, а когда наконец остановила лошадь, то поняла, что заблудилась. Потом до меня донеслись ваши голоса, и я затаилась, ожидая, когда вы проедете мимо. Сначала я думала, что вы тоже из Орга, но потом, расслышав ваш акцент и некоторые слова, подумала, что вы можете мне помочь.

— И мы тебе поможем, милая, — подхватил Мунглум, галантно раскланиваясь в седле. — Я обязан тебе за то, что ты убедила лорда Элрика изменить свои планы. Если бы не ты, мы блуждали бы по гнусным закоулкам этого ужасного леса. Я сожалею о смерти твоих родственников и заверяю, что теперь ты будешь защищена не только мечами и смелыми сердцами, но и волшебством.

— Надеюсь, оно не понадобится. — Элрик нахмурился. — Ты так легко говоришь о волшебстве, дружище Мунглум, а ведь ты ненавидишь это искусство.

Мунглум усмехнулся:

— Я только утешал юную леди, Элрик. И потом, я не раз благодарил небо за твои ужасные способности. А теперь предлагаю устроиться на ночлег, хорошенько отдохнуть и продолжить путь на заре.

— Хорошо, — согласился Элрик, в замешательстве бросив взгляд на девушку и снова почувствовав, как сердце подпрыгнуло к самому горлу. Успокоиться в этот раз оказалось гораздо труднее.

Зарозиния, казалось, тоже испытывала нечто подобное. Между случайными знакомыми возникло притяжение, которое, все усиливаясь, могло изменить их судьбы гораздо сильнее, чем любые заранее продуманные действия.

На лес быстро опустилась ночь: в этих краях дни коротки. Пока Мунглум разводил костер, нервно поглядывая по сторонам, Зарозиния с изяществом лесной кошки прокралась туда, где Элрик раскладывал собранные им травы. Юная женщина опасливо взглянула на него и, видя, что он поглощен делом, устроилась рядом.

Он посмотрел на нее, слегка улыбнулся, и его странное лицо впервые показалось ей открытым и приятным.

— Некоторые из этих трав — лечебные, — сказал он, — а другие нужны, чтобы вызывать духов. А вот эти позволяют обрести невероятную силу, стоит их только понюхать. Правда, от этого обычные люди сходят с ума, но мне они пригодятся.

Зарозиния, откинув назад черные волосы, поинтересовалась:

— Ты в самом деле ужасный носитель зла из легенд, лорд Элрик? Или кому-то просто понравилось пугать твоим именем непослушных детей?

— Я не раз приносил людям зло, но обычно оно уже жило в их душах. Я не собираюсь оправдываться, так как знаю, кто я что сотворил. Я убивал черных магов и уничтожал захватчиков, но я же погубил и многих прекрасных воинов, и женщину, мою двоюродную сестру, которую любил. Правда, их, скорее, убил мой меч.

— Разве ты не хозяин своему мечу?

— Я часто сомневаюсь в этом. Но без него я беспомощен, — он сжал рукоять Приносящего Бурю, — и потому должен быть благодарен ему.

И снова его красные глаза, казалось, стали глубже, скрывая какую-то горькую тайну его души.

— Прости, если я вызвала неприятные воспоминания..

— Ты ни в чем не виновата, леди Зарозиния. Эта боль давно живет в моем сердце. А ты, наверное, даже немного успокоила ее.

Она чуть покраснела и улыбнулась:

— Я не распутница, сэр, но… Он быстро поднялся на ноги:

— Мунглум, как у нас там с костром?

— Хорошо, Элрик. Он будет гореть всю ночь. Мунглум задумчиво почесал кончик носа: как не похоже это на Элрика — задавать столь пустые вопросы. Не дождавшись продолжения, маленький воин пожал плечами и занялся своим снаряжением.

Не придумав, о чем бы еще спросить у приятеля, альбинос отвернулся и проговорил тихо и взволнованно:

— Я убийца и вор, и вряд ли…

— Лорд Элрик, я…

— Ты наслушалась красивых сказок, милое дитя.

— Нет! Если бы ты понимал, что чувствую я… Ты ошибаешься.

— Ты очень молода.

— Но я уже и не ребенок.

— Берегись. Я следую своему предназначению.

— Предназначению?

— Ну да. Ты знаешь, что такое рок? И у меня нет жалости. Чтобы познать его, я должен вглядываться в собственную душу. Тогда я становлюсь другим. Но я не люблю смотреть, и это предписано роком, который ведет меня. Ни Судьба, ни Звезды, ни Люди, ни Демоны, ни Боги. Посмотри на меня, Зарозиния. Перед тобой Элрик, жалкий выродок, выбранный в качестве игральной кости богами времени. Элрик из Мелнибонэ, который сам себя постепенно разрушает.

— Это же самоубийство!

— Да. Я пленник медленной смерти. И те, кто рискует пойти со мной, обречены на страдания.

— Ты говоришь глупости, лорд Элрик. И это безумие порождено чувством вины.

— Я и в самом деле виновен, госпожа.

— А Мунглума твой рок также касается?

— О-о, ему ничего не грозит! Его самоуверенность лучше любой брони.

— Я тоже самонадеянна, лорд Элрик.

— Это болезнь юности. С возрастом она тает, как снег весной.

— Неужели ты считаешь, что через пару лет я стану податливой, словно воск?

— Честно говоря, вряд ли. Ты очень настойчива, и, скорее всего, в этом твоя сила. Большая сила.

Она встала и раскинула руки:

— Тогда примирись, Элрик из Мелнибонэ. Он с радостью обнял ее и приник к упругим губам, как умирающий от жажды к спасительному роднику. Впервые он не вспомнил о Киморил из Имррира. Они лежали рядом на мягкой траве и ласкали друг друга, не обращая внимания на Мунглума, который чистил свой кривой меч.

Пока они спали, костер потух.

Элрик — от радости или по невнимательности — забыл, что ночью принято выставлять дозор хотя бы ради безопасности, а Мунглум, силы которого не подпитывались ничем извне, бодрствовал, сколько мог, пока сон все-таки не свалил его.

В тени жутких деревьев появились сгорбленные фигуры, двигавшиеся шаркающей настороженной походкой — это уродливые жители Орга подкрадывались к спящим.

Разбуженный внутренним толчком, Элрик открыл глаза, взглянул на спокойное лицо Зарозинии, мирно посапывавшей рядом, затем, не поднимая головы, посмотрел в другую сторону… Перекувырнувшись, он выхватил Приносящего Бурю из ножен. Меч гневно загудел, недовольный тем, что его разбудили.

— Мунглум! Опасность! — Громкий крик Элрика прорезал ночь.

Теперь альбиносу было что защищать кроме своей жизни. Голова щуплого воина дернулась. Кривой меч, который он чистил вчера вечером, по-прежнему лежал на коленях. Схватив его, Мунглум вскочил на ноги и кинулся на помощь приятелю, которого окружали люди Орга.

— Извини, — выдохнул коротышка.

— Это моя ошибка, я…

И тут люди Орга бросились на них. Элрик и Мунглум стояли возле девушки. Она проснулась и, проявив немалое мужество, принялась спокойно осматриваться в поисках оружия, но ничего не нашла и замерла на месте, чтобы не мешать мужчинам.

Целая дюжина воняющих, словно падаль, непрерывно бормочущих существ накинулась на Элрика и Мунглума, размахивая тяжелыми клинками, похожими на ножи мясника — длинными и опасными.

Приносящий Бурю взвыл и, отбив меч противника, снес омерзительному созданию голову. Тело повалилось прямо в еще теплые угли, заливая их кровью. Мунглум, уворачиваясь от следующей твари, потерял равновесие, но падая, успел перерезать сухожилия на ее кривых ногах, и она с криком повалилась. Не поднимаясь с земли, Мунглум нанес удар вверх и попал еще одному противнику в сердце. Затем он вскочил на ноги и встал плечом к плечу с Элриком. Теперь, под надежным прикрытием, Зарозиния смогла встать и спрятаться за их спинами.

— Лошади! — крикнул, не оборачиваясь, альбинос. — Если они на месте, постарайся привести их.

Еще семеро местных разбойников, шипя и воя, продолжали наступать. Мунглум застонал, когда вражеский клинок срезал плоть с его левой руки, и тут же ответил, пропоров нападавшему горло, а затем слегка повернулся и ударил другого в лицо. Друзья прокладывали себе путь, уничтожая разъяренных уродцев. Левая рука Мунглума окрасилась кровью, но он, преодолевая боль, достал из ножен длинный кинжал и держал его, прижимая к ладони большим пальцем. Поднырнув под меч очередного противника, маленький воин на мгновение приник к нему и всадил нож под ребра — снизу вверх. И тут же сам скорчился от приступа боли.

Элрик взялся за рукоять рунного меча обеими руками и работал им, как дровосек, разрубая врагов на куски. Зарозиния тем временем успела добежать до коней, вскочила на своего и подвела остальных к сражающимся. Элрик, прикончив напоследок еще одного разбойника, вспрыгнул в седло, радуясь собственной предусмотрительности: все снаряжение оставалось притороченным к седлам, и теперь они без помех могли скрыться. Мунглум быстро последовал примеру приятеля, и через несколько минут маленький отряд был уже довольно далеко от проклятой поляны.

— Седельные сумки! — крикнул Мунглум. В его голосе слышалась смертельная мука. — Мы оставили седельные сумки!

— Ну и что? Не испытывай судьбу, друг мой, — Но ведь там все наши сокровища! Элрик весело рассмеялся — напряжение и страх растаяли как дым.

— Добудем еще, не беспокойся.

— Я знаю тебя, Элрик. Тебе не нужно золото, — обиженно проговорил Мунглум, но вскоре и он развеселился: в конце концов, пока они живы, возможность разбогатеть всегда остается.

Они рысью скакали по лесной дороге. Элрик догнал и обнял Зарозинию.

— Ты унаследовала отвагу своего благородного клана, — сказал он.

— Благодарю, — слегка наклонила голову юная женщина. — Но, боюсь, наши мужчины не могут сравниться с тобой в искусстве боя на мечах. Ничего подобного я никогда не видела.

— Это клинок, — кратко пояснил Элрик.

— Да неужели? Я думаю, что ты слишком доверяешь этому кошмарному оружию, каким бы мощным оно ни было.

— Я нуждаюсь в нем.

— Почему?

— Он дает силы мне, а теперь еще и тебе.

— Я не вампир, — улыбнулась она.

— Лучше принимай все как есть. — Элрик помрачнел. — Ты не сможешь любить меня, если клинок перестанет давать мне силу. Без него я как выброшенная на берег медуза.

— Я не верю в это, но спорить не хочу. Некоторое время они ехали молча. Наконец

Элрик решил, что они уже в безопасности и могут остановиться. Путешественники спешились, и Зарозиния занялась Мунглумом. Она наложила травы, которые дал ей красноглазый чародей, и забинтовала раненую руку.

Все это время альбинос словно находился где-то далеко отсюда. Невидящий взгляд и отрешенное выражение лица говорили о том, что он погружен в раздумья. Лес полнился таинственными пугающими звуками.

— Мы оказались в самом сердце Трооса, — сказал наконец Элрик. — Обогнуть его нам не удалось. Я собирался только посетить короля Орга.

Мунглум расхохотался:

— Может быть, нам стоит послать вперед наши мечи? И заодно связать себе руки? — Боль благодаря сильнодействующим травам, уже не беспокоила язвительного жителя востока.

— Выслушай, а потом веселись. Жители Орга нанесли нам большой ущерб. Они убили родственников Зарозинии, ранили тебя и захватили наши сокровища. Так что у нас достаточно причин требовать у короля возмещения. По-моему, эти лесовики не блещут умом, и провести их будет легко.

— Да. Король с удовольствием заплатит! Прикажет отрубить нам руки и ноги.

— Я говорю вполне серьезно. Можете считать, что я настаиваю на своем предложении.

— Конечно, я хотел бы вернуть наше богатство. Но мы не можем рисковать безопасностью юной дамы, Элрик.

— Я стану женой Элрика, Мунглум. И если он хочет посетить короля Орга, я тоже пойду с ним, — горячо заговорила Зарозиния.

Мунглум поднял бровь:

— Быстро же вы договорились!

— Тем не менее она говорит правду. Мы все пойдем к Оргу, и волшебство защитит нас от королевского гнева, ведь мы явимся без приглашения.

— И ты по-прежнему хочешь смерти и мести, Элрик. — Мунглум пожал плечами и забрался в седло. — Я не кровожаден, но, если можно получить прибыль, охотно поработаю мечом. Ты можешь считать себя лордом Неудачи, но мне пока нравятся наши приключения! — И щуплый воин выразительно потряс мешочек с деньгами.

— Мы больше не станем ухаживать за смертью, — улыбнулся Элрик. — Заплатим долги и уедем.

— Скоро наступит заря. — Мунглум посмотрел вверх, на просвечивавшее между ветвями звездное небо. — По моим расчетам, цитадель Оргов находится примерно в шести часах езды отсюда, на юго-юго-восток по Древней Звезде, если, конечно, карта, которую я видел в Надсокоре, составлена правильно.

— Ты замечательно чувствуешь направление, Мунглум. Любой караван не отказался бы от такого проводника, как ты.

— У нас в Элвере создана целая наука о звездах, — ответил Мунглум. — Мы считаем, что они определяют судьбы всей Земли и каждого человека. Когда они крутятся вокруг планеты, они видят все: прошлое, настоящее и будущее. Это наши Боги.

— По крайней мере, это предсказуемые Боги, — одобрительно кивнул Элрик, и они двинулись в сторону Орга, не задумываясь о последствиях.

Мало что известно о крошечном королевстве Орг. Оно было укрыто в самом сердце ужасного леса Троос, а его жители отличались столь своеобразным гостеприимством, что, пожалуй, никому из путешественников по доброй воле не приходило в голову описывать эти места. Уроженцы этих мест отличались крайне неприглядной внешностью и малым ростом. Говорили, что эти уродцы — потомки Обреченного Народа. А правители, как гласили легенды, выглядели вполне нормальными людьми, но разум их был искажен еще более ужасно, чем тела несчастных подданных.

Немногочисленные жители были рассеяны по всей стране, а король правил ими из цитадели, которая также называлась Оргом.

Именно туда и направлялись наши путешественники. По дороге Элрик рассказал друзьям, как он собирается защитить их — и себя, конечно, — от жителей Орга.

Он нашел в лесу особые листья, которые, если их приготовить определенным образом и произнести соответствующие заклинания, вызывавшие духов, делали любого временно неуязвимым. Правда, произносивший их подвергался хоть и небольшой, но все-таки опасности.

Эти чары каким-то образом преобразовывали кожу и плоть так, что их не разрушали никакие острые предметы, а почти любой удар становился безболезненным. Элрик объяснил с необыкновенной для него болтливостью, как все это происходит, но его спутники не поняли и половины слов альбиноса.

Они остановились в часе езды от места, где Мунглум ожидал найти цитадель, чтобы Элрик смог приготовить снадобье и вызвать чары.

Он разожгли маленький костер, и Элрик, используя нехитрые приспособления алхимика — ступку и пестик, приступил к делу. Сначала он растер листья и смешал их с небольшим количеством воды. Когда смесь, поставленная на огонь, закипела, он начертил на земле витиеватые руны, и некоторые из них тут же приобрели такие странные формы, словно побывали в ином мире, а потом вернулись обратно.

Элрик говорил нараспев, и небольшое розовое облачко, зависшее в воздухе над костром, зашевелилось, вытянулось и свилось в спираль, которая устремилась в чашу. Жидкость забулькала и замерла. Волшебник с глазами цвета темного рубина, улыбнувшись, пояснил:

— Это старое заклинание из детских лет, такое простое, что я чуть не забыл его. Нужные листья растут только в Троосе, и поэтому редко удается получить их.

Жидкость затвердела, и Элрик разломал то, что получилось, на маленькие кусочки.

— Если принять сразу слишком много, — предупредил он, — можно отравиться и умереть. Снадобье действует несколько часов. Точную дозу я вычислить не могу. Нет времени. Так что придется рискнуть. — Он вручил Мунглуму и Зарозинии по кусочку, и друзья с сомнением посмотрели на магическое угощение. — Проглотите до того, как мы попадем в цитадель, — сказал им Элрик, — а если на нас нападут, применяйте немедленно.

После этого все сели на коней и поехали дальше.

В нескольких милях к юго-востоку от Трооса слепой человек пел печальную песню во сне и проснулся от звука собственного голоса…

Путешественники добрались до цитадели в сумерках. Гортанные голоса окликнули их со стены вырубленного в скале древнего жилища королей Орга. Чудовищный монолит был покрыт влагой и изъеден лишайниками и хилыми пестрыми мхами. К единственному входу, достаточно высокому, чтобы в него можно было въехать верхом, вела тропа, больше похожая на мелкий ручей из смердящей черной грязи.

— Какое у вас дело к королевскому двору Гутерана Могущественного?

Они не могли видеть того, кто задал вопрос.

— Мы ищем крова и аудиенции у вашего господина, — вежливо ответил Мунглум, скрывая нервозность. — Мы принесли в Орг важные вести.

Стражник с изуродованным лицом свесился со стены:

— Входите, путники, и привет вам. Сказанное прозвучало как приказ убираться вон. Тяжелые деревянные ворота поднялись вверх, открывая вход, всадники медленно въехали по глубокой грязи во двор цитадели и спешились.

Серое небо неожиданно превратилось в поле состязаний черных лохматых туч, которые мчались к горизонту, словно стремясь покинуть поскорее жуткие границы Орга и мерзкий лес Троос. Зловонная грязь, точно такая же, что и возле ворот, покрывала двор, правда, не таким толстым слоем. Тяжелые неподвижные тени скрывали архитектурное убранство древнего строения. Справа от Элрика виднелась выщербленная лестница, которая вела наверх, к арочному входу. Уродливые пятна лишайников — альбинос заметил их и на внешних стенах, и в лесу Троос — покрывали изъеденный временем камень.

Спустя мгновение на верху лестницы появился высокий человек. Остановившись и поглаживая лишайники бледной рукой, украшенной кольцами, он принялся рассматривать посетителей. В противоположность поспешно заполнявшим двор уродцам он был красив, а его длинные волосы были такими же белыми, как у Элрика. Впрочем, волосы этого крупного и несколько обрюзгшего человека явно нуждались в горячей воде, мыле и расческе. Одежду стареющего красавца — выглядел он лет на пятьдесят — тоже не мешало бы почистить: тяжелый камзол из простеганной и украшенной рельефом кожи покрывали сальные пятна, а достигавшая лодыжек накидка прежде имела желтый цвет. За пояс этот человек заткнул широкий кинжал без ножен. Элрик вновь перевел взгляд на лицо хозяина цитадели. Мужественное, хотя и слегка нервное, покрытое морщинами и следами от оспы, оно не выражало ничего.

Король, не произнося ни слова, жестом приказал опустить ворота, и они тут же закрылись с сильным ударом, отрезая путешественников от внешнего мира.

— Убейте мужчин, но оставьте в живых женщину, — проговорил повелитель Орга тихим бесцветным голосом. Элрику доводилось слышать, что так говорят мертвые.

Согласно продуманному плану Зарозиния, стояла между Элриком и Мунглумом, которые, услышав приказ, усмехнулись и скрестили руки на груди.

Удивленные и настороженные уродцы, шаркая, приблизились к ним. Широкие штаны стражников тащились по грязи, руки были скрыты длинными бесформенными рукавами засаленных одежд. Они выхватили мечи, похожие на большие ножи мясников, взмахнули ими… Альбинос почувствовал несколько слабых толчков, и, судя по выражению лица Мунглума, он испытал то же самое.

Стражники попятились — испуг и изумление застыли на их хищных лицах.

Высокий человек широко раскрыл глаза, поднес руку, унизанную кольцами, к толстогубому рту и принялся грызть ноготь.

— Наши мечи не берут их, король! Они прочнее камня, и из них не течет кровь. Кто это?

Элрик нарочито рассмеялся:

— Мы не обычные люди, запомните это, маленькие человечки. Мы, посланцы богов, принесли вашему королю весть от наших великих хозяев. Не беспокойтесь, мы не причиним вам вреда. Опустите ваши бесполезные мечи и приветствуйте нас.

Элрик заметил, что король Гутеран, несмотря на явное замешательство, не поверил ни одному его слову, и выругался про себя. Считая лесных уродцев недоумками, он недооценил их правителя, а этот король, безумный или нет, оказался весьма сообразительным — по крайней мере, обмануть его не удалось. Альбинос направился по лестнице к сердитому Гутерану.

— Приветствуем тебя, король Гутеран. Боги наконец вернулись в Орг и желают, чтобы ты знал это.

— Орг не поклоняется никаким богам целую вечность, — глухо ответил король, поворачиваясь спиной к непрошеным гостя и собираясь уйти. — Зачем они нам теперь?

— Ты дерзок, король.

— А вы не в меру нахальны. Откуда я знаю, что вас послали боги?

Мерно печатая шаги, он шел через низкие залы. Элрик и его друзья — следом.

— Ты видел, мечи твоих подданных не причинили нам вреда.

— Верно. Буду считать это доказательством. Полагаю, следует устроить пиршество в вашу честь? Я распоряжусь. Добро пожаловать, посланцы.

Его слова звучали неискренне, но определить, что чувствует король, было невозможно: он говорил ровно, спокойно и равнодушно.

Элрик скинул тяжелый дорожный плащ и беспечно заявил:

— Мы расскажем о твоей доброте нашим хозяевам.

Дворец представлял собой бесконечную череду мрачных залов, в которых, казалось, витали тягостные воспоминания о бессмысленно потерянной жизни. Элрик, пытаясь хоть немного разобраться, что происходит, задал Гутерану множество вопросов, но король не отвечал на них или отделывался ничего не значащими фразами.

Гостям, пусть и незваным, не отвели даже комнат для отдыха. Вместо этого они простояли несколько часов в главном зале перед Гутераном, который развалился на троне и грыз ногти, не только не отдав приказа готовить обещанное застолье, но вообще, казалось, позабыв о существовании чужестранцев.

— Удивительное гостеприимство, — прошептал Мунглум.

— Элрик, как долго действует снадобье? — Зарозиния по-прежнему стояла рядом с ним.

Он обнял ее за плечи:

— Не знаю. Не слишком долго. Оно уже сослужило свою службу. Я сомневаюсь, что они открыто нападут еще раз. Надо опасаться чего-то более изощренного.

В главном зале, который отличался от прочих более высоким потолком и расположенной по периметру несуразной галереей, было ужасно холодно: в открытых очагах огня не разводили, видимо, целую вечность. Безобразные пятна сырости покрывали голые стены, сложенные некогда из серого пористого камня, пол был усыпан костями и гниющими объедками.

— Вряд ли можно гордиться таким домом, не так ли? — заметил Мунглум, с отвращением гладя и вокруг, и на Гутерана, который не обращал на них ни малейшего внимания.

Сгорбленный слуга прошаркал через зал и шепнул королю несколько слов. Тот кивнул, поднялся с места и пошел к выходу из большого зала.

Вскоре появились люди, которые притащили скамьи и столы, а затем принялись расставлять их. Потом приволокли кубки и блюда с какой-то весьма непривлекательной снедью. Обещанное застолье должно было наконец начаться. Но вся эта безрадостная суета пугала больше, чем тягостное ожидание. Угроза ощущалась в самом воздухе этого мрачного зала.

Прошло совсем немного времени, и то, что именовалось в Орге пиршеством, потекло своим чередом. Гости сидели справа от Гутерана, украшенного теперь знаком королевского отличия. Его сын и несколько бледнолицых женщин из королевской семьи занимали места слева. Они не разговаривали даже между собой.

Принц Хурд, мрачный молодой человек, который, казалось, таил на отца смертельную обиду, набросился на еду, как голодный волк. Запивал он ее невероятным количеством местного вина, почти безвкусного, но крепкого, которое в конце концов развязало языки сидевших за столом.

— И чего же хотят боги от нас, бедного народа Орга? — поинтересовался Хурд, пристально глядя на Зарозинию.

Элрик ответил:

— Им ничего не нужно от вас, только признание. За это они будут при случае помогать вам.

— И это все? — расхохотался Хурд. — Пожалуй, побольше, чем могут предложить те, с Холма, а, отец?

Гутеран медленно повернул большую голову и сурово посмотрел на сына.

— Да, — ответил он, и в его тоне слышалось предостережение.

Мунглум спросил:

— Холм — что это такое?

Ответа не последовало. Пронзительный истеричный смех привлек всеобщее внимание. У входа в большой зал появился изможденный человек с застывшим взглядом. Его лицо с впалыми щеками очень напоминало лицо Гутерана. В костлявых, похожих на птичьи лапы руках он сжимал какой-то музыкальный инструмент. Отсмеявшись, странный человек ударил по струнам, и они издали пронзительный вой.

Хурд повернулся к королю:

— Смотри, отец, пришел слепой Вееркад, менестрель, твой брат. Он споет для нас?

— Споет?

— Пусть он споет свои песни, отец.

Губы Гутерана задрожали и скривились, но через мгновение он произнес:

— Он может развлечь наших гостей героической балладой, если захочет, но…

— Но некоторых песен он петь не будет… — Хурд злобно улыбнулся. Казалось, он умышленно терзает отца. Принц закричал слепцу: — Дядя Вееркад, ну-ка спой!

— За столом есть чужеземцы, — проговорил Вееркад глухо, сопровождая слова звуками своей дикой музыки. — Чужестранцы в Орге…

Хурд захихикал и выпил вина. Гутеран нахмурился и, пытаясь унять нервную дрожь, снова принялся грызть ногти.

— Мы хотели бы услышать песню, менестрель, — объявил Элрик.

— Тогда, чужеземцы, послушайте песню о Трех Королях и узнайте ужасную историю правителей Орга.

— Нет! — закричал Гутеран, вскакивая, но Вееркад уже начал:

— Остановись! — Король в безумной ярости прыгнул на стол и, дрожа от страха, с побелевшим лицом побежал к менестрелю, дважды ударил своего брата, тот упал и замер. — Унесите его вон! И не разрешайте ему входить! — От крика на губах Гутерана появилась пена.

Хурд, мгновенно протрезвев, вскочил на стол, разбрасывая блюда и кубки, и схватил отца за руку.

— Успокойся, отец. Я предлагаю другое развлечение.

— Ты! Ты жаждешь моего трона. Это ты подговорил Вееркада спеть его страшную песню. Ты знаешь, что я не могу слышать без… — Он посмотрел на дверь. — Однажды предсказание сбудется, и придет Король Холма. Тогда я, ты и Орг исчезнем.

— Отец… — На лице Хурда играла жуткая улыбка. — Пусть гостья станцует нам танец богов.

— Что?

— Пусть женщина станцует для нас, отец.

Элрик слушал его и размышлял: снадобье, скорее всего, уже не действует, значит, пора принять следующие дозы, но как? Встревоженный бледнолицый чародей встал из-за стола:

— Это святотатство, принц!

— Мы развлекли вас. Теперь ваш черед. Таков наш обычай.

И вновь угроза стала, ощутимой. Элрик уже не раз пожалел о своей задумке обмануть людей Орга, но сделанного не воротишь. Идея собрать дань во имя богов казалась такой привлекательной… Однако эти сумасшедшие больше боялись ощутимых опасностей, чем эфемерного гнева сверхъестественных созданий.

Альбинос понимал, что допустил чудовищную ошибку, поставив под угрозу жизни своих друзей, да и свою собственную. Что же теперь делать? И тут Зарозиния проговорила:

— Я училась танцевать в Илмиоре, у нас этому искусству обучают всех девочек благородного происхождения. Позволь мне выполнить их просьбу. Они успокоятся и, может быть, станут более покладистыми. Тогда мы сделаем то, за чем пришли.

— Ариох знает, выйдет у нас что-нибудь или нет. Напрасно я уговорил вас сунуться сюда. А теперь, Зарозиния, станцуй для них, но остерегайся. — Он закричал Хурду:-Леди порадует вас своим искусством. Но после этого вы должны заплатить дань, потому что боги не любят ждать.

— Дань? — Гутеран удивленно посмотрел на него. — Вы ничего не говорили о дани.

— Признание богов всегда означает подношения. Драгоценные камни и металлы, благовония… Я думал, это и так понятно.

— Вы становитесь больше похожими на обычных воров, чем на посланцев неведомого, друзья мои. Мы живем небогато, и ничего не даем шарлатанам.

— Твои слова разгневают богов, король! — Ясный голос Элрика эхом прокатился по залу.

— Мы посмотрим танец и потом определим, лжете вы или нет.

Элрик опустился на место и, подбадривая Зарозинию, легонько сжал под столом руку девушки.

Она грациозно и уверенно вышла на середину зала и начала танцевать. Альбиноса, и так безмерно восхищавшегося юной дамой, изумили ее изящество и артистизм. Прекрасные старинные танцы Илмиора очаровали даже тупоголовых жителей Орга. Спокойствие опустилось на большой зал, и в это мгновение внесли большую золотую чашу.

Хурд бросил быстрый взгляд на отца и сказал Элрику:

— Эта чаша для гостей. В знак дружбы наши гости пьют из нее. Это еще один обычай наших предков.

Элрик, недовольный тем, что его отвлекли от чудесного зрелища, кивнул — он, не отрывая глаз, смотрел на Зарозинию, впрочем, как и все остальные. В зале царило молчание.

Хурд передал Элрику чашу, и тот бездумно поднес ее к губам. Увидев это, плясунья вскочила на стол и устремилась туда, где сидел ее возлюбленный. Он сделал первый глоток, Зарозиния закричала и ударом ноги выбила чашу из его рук. Вино выплеснулось на вскочивших с мест Гутерана и Хурда.

— Оно отравлено, Элрик!

Хурд схватил девушку и ударил в лицо. Она со стоном упала на грязный пол.

— Сука! Разве посланцы богов могут пострадать от отравы?

Разъяренный Элрик оттолкнул метнувшегося к нему Гутерана и набросился на Хурда так яростно, что изо рта молодого человека хлынула кровь. Но яд уже начал действовать. Гутеран что-то прокричал, и Мунглум выхватил меч, но все это альбинос видел словно во сне. Он заметил, как слуги схватили Зарозинию, а потом все начало расплываться перед его глазами. Он чувствовал слабость и головокружение и едва мог шевелить руками. Собрав остатки сил, Элрик сбил Хурда с ног одним сильнейшим ударом, а затем потерял сознание.

Он чувствовал холод цепей, которые сковали его запястья, и мелкий дождь, колотивший по исцарапанному ногтями Хурда лицу. Осмотревшись, он понял, что прикован между двумя каменными столбами над гигантским могильным холмом. Была ночь, и бледная луна висела прямо над головой. Он взглянул вниз и увидел нескольких людей, а среди них — Хурда и Гутерана. Они насмешливо улыбались ему.

— Прощай, посланец. Ты сослужишь нам добрую службу и успокоишь кое-кого из Холма! — крикнул Хурд, устремляясь вместе с другими к цитадели, которая виднелась неподалеку.

Где он оказался? Что случилось с Зарозинией и Мунглумом? Зачем его приковали над этим — он понял и вспомнил — Холмом?

Он ужаснулся, осознавая свое плачевное положение, и задергался с отчаянием обреченного, но цепи не поддавались. Он начал было обдумывать, как спастись, но тревога за спутников мешала сосредоточиться. И тут послышался отдаленный вой. Посмотрев вниз, Элрик увидел ужасную белую фигуру, которая спешила к нему. Он снова забился в цепях, и звон крепких железных звеньев огласил округу.

Странное пиршество в большом зале цитадели превратилось в оргию. Совершенно пьяные Гутеран и Хурд безумно хохотали, радуясь победе.

В коридоре, за дверью зала, слушая их, задыхался от ненависти Вееркад. Он был бы счастлив разорвать на кусочки своего брата, Гутерана, который сначала отнял у него, Вееркада, трон, а затем и зрение, чтобы тот не смог изучить волшебство, способное воскресить Короля Холма.

— Время настало, пора, — прошептал слепой и остановил проходившего мимо слугу. — Скажи, где держат девушку?

— В комнатах Гутерана, хозяин.

Вееркад отпустил слугу и, изображая смертельно пьяного, на ощупь двинулся по мрачным коридорам. Отыскав нужную дверь, он вынул ключ, один из многих, сделанных без ведома Гутерана, и открыл дверь.

Зарозиния видела, как слепой вошел и направился прямо к ней, но ничего поделать не могла. С заткнутым какой-то вонючей тряпкой ртом, связанная своим собственным платьем, с кружившейся от удара мерзавца Хурда головой, она не имела возможности даже пошевелиться. Из путанных речей притащивших ее стражников она знала о страшной участи, уготованной Элрику, и о побеге Мунглума. Теперь отвратительные уроды пытались поймать юркого восточного воина в грязных коридорах Орга, а Зарозиния ждала…

— Я пришел развеять твое одиночество, милая девушка.

Вееркад улыбнулся, грубо схватил пленницу, с нечеловеческой силой, которую питало его безумие, вскинул на плечо и понес к двери. Он отлично знал все коридоры Орга, потому что родился и вырос здесь, а кроме того, им руководило невероятно развитое чутье. Впрочем, сейчас, стремясь осуществить свой кошмарный замысел, слепой не заметил двух людей, затаившихся недалеко от апартаментов Гутерана.

Одним из них был Хурд, принц Орга, возмущенный тем, что отец взял девушку себе, и вознамерившийся силой исправить это недоразумение. Он видел, как Вееркад тащил Зарозинию, и, слившись со стеной, постарался не привлекать к себе внимание дядюшки.

А другой наблюдатель, Мунглум, прятался здесь от стражников. Когда Хурд осторожно последовал за слепцом, Мунглум двинулся за ним.

Вееркад вышел из цитадели через маленькую боковую дверь и потащил свою ношу к могильному холму.

У подножия чудовищного кургана толпились белые, как ядовитые грибы Трооса, живые мертвецы, возбужденные присутствием Элрика, которого принесли им в жертву люди Орга.

Теперь Элрик понял, кого Орг боялся больше, чем богов. Это были предки тех, кто теперь пировал в большом зале. Возможно, именно их называли Обреченным Народом. Неужели им не суждено успокоиться? Никогда не умереть? Превратиться в жутких упырей?

Отчаяние вернуло альбиносу память. Его голос прозвучал криком агонии, что взывал к беспокойному небу и шевелившейся земле.

— Ариох! Разрушь камни! Спаси своего слугу! Ариох! Хозяин! Помоги мне!

Тишина. Мертвецы собрались вместе и начали, бормоча и раскачиваясь, подниматься по холму к беспомощному человеку.

— Ариох! Эти создания отвергают тебя и твою память! Помоги уничтожить их! — воскликнул Элрик.

Земля задрожала, и тучи, скрыв луну, заволокли небо, но белесые твари уже касались его подошв.

Вдруг высоко над головой Элрика появился огненный шар, и само небо содрогнулось, извергая его. Через мгновение две молнии с ревом и грохотом ринулись вниз и разметали в пыль каменные столбы.

Альбинос вскочил на ноги, зная, что Ариох потребует плату, и тут первые ходячие трупы достигли его.

Он не отступил, а в гневе и отчаянии принялся неистово молотить их кусками цепи, прыгая и кружась, словно бесноватый. Упыри падали на землю, подвывая, сбегали вниз по холму и проваливались в темноту.

Теперь Элрик рассмотрел, что внизу, под ним, зиял пустотой открытый вход в гробницу. Тяжело дыша, чудом спасшийся красноглазый воин обнаружил, что его пояс остался на нем. Вытащив из кармашка кусочек тонкой золотой проволоки, Элрик начал торопливо открывать ею замки оков.

А внизу, под холмом, в густой тени, слепой все еще тащил свою ношу. Наконец он удовлетворенно хмыкнул, и Зарозиния, услышав это, почти обезумела от ужаса. А он продолжал цедить ей в ухо слова:

— Когда поднимется третий? Только если умрем или я, или мой братец. Когда потечет красная кровь, мы услышим звук шагов мертвого. Ты и я, мы воскресим его, и он отомстит моему проклятому родственничку. Нет, я не хочу умирать! Твоя кровь, моя дорогая, именно она освободит его. — Не ощущая присутствия живых мертвецов, Вееркад решил, что они успокоились, приняв жертву. — Твой любовник оказался мне очень полезен, — рассмеялся он, входя в гробницу.

Запах смерти лишил девушку последних сил, и она жалобно заскулила, а слепой безумец тащил ее вниз, в сердце Холма.

Хурд, протрезвевший после прогулки на свежем воздухе, ужаснулся, увидев, куда идет слепец: гробница, Холм Королей, была самым страшным местом на земле Орга. Перепуганный принц задержался перед черным входом и медленно попятился. И тут, подняв глаза, на фоне прояснившегося неба он увидел Элрика, который спускался по склону, отрезая путь к бегству.

С диким криком Хурд вбежал внутрь Холма.

Элрик не заметил принца, но, услышав крик, попытался рассмотреть, кто кричал, но тот уже исчез. Встревоженный и удивленный, альбинос кинулся вниз, по крутому склону, ко входу в гробницу. В это мгновение еще один человек появился из темноты.

— Элрик! Спасибо звездам и всем богам! Ты жив!

— Благодаря Ариоху, Мунглум. Где Зарозиния?

— Здесь. Слепой менестрель утащил ее, и за ним последовал Хурд. Они все безумны, эти короли и принцы, и я не понимаю, что они делают.

— Мне кажется, Зарозиния в опасности. Этот менестрель способен на все. Быстро, надо их догнать.

— Во имя звезд, этот запах смерти! Я никогда не вдыхал ничего подобного, даже после великой битвы в долине Эшмира, где армии Элвера столкнулись с войсками Калега Вогуна, узурпатора Тангхенси. Тогда полмиллиона трупов завалили огромную долину от края до края.

Они бросились в проход, слыша издали сумасшедший смех Вееркада и звук шагов перепуганного Хурда, который оказался между двумя врагами и еще больше боялся третьего.

Внезапно послышался какой-то шум, и, всхлипывая от страха, принц бросился в темноту.

В самой середине гробницы Вееркад, окруженный разложившимися телами своих предков, которые слегка светились в темноте, распевал ритуальные заклинания перед гробом Короля Холма — гигантским каменным саркофагом, рядом с которым безумный менестрель, довольно рослый, казался жалким заморышем. О своей безопасности Вееркад не вспоминал, он думал только о мести своему брату Гутерану. Он занес длинный кинжал над Зарозинией, которая лежала на полу возле гроба, закрыв глаза от ужаса.

Ритуальное убийство должно было стать кульминацией, а затем… Черная сила вырвется на свободу.

Так, по крайней мере, думал безумец. Он произнес последнее слово и приготовился нанести удар в тот самый миг, когда Хурд, вопя от страха, вбежал в середину гробницы с мечом в руках. Вееркад резко повернулся, и его слепое лицо исказилось от ярости.

Не задерживаясь ни на секунду, Хурд ткнул мечом в грудь менестреля с такой силой, что клинок вошел по самую рукоять и окровавленное острие вышло через спину. Но Вееркад в предсмертных судорогах схватил принца за горло и сомкнул пальцы с силой капкана.

Какое-то время эти двое, еще сохраняя остатки уходящей жизни, кружились в жутком танце смерти, а гроб Короля Холма начал раскачиваться и трястись, пока едва заметно.

Эта чудовищная картина предстала удивленным взглядам Элрика и Мунглума. Увидев, что Вееркад и Хурд почти мертвы, альбинос кинулся к Зарозинии, которая лежала в беспамятстве и потому ничего не видела. Элрик сгреб ее в охапку и кинулся к выходу, успев бросить взгляд на гроб.

— Скорей, Мунглум! Этот слепой глупец, похоже, разбудил мертвого.

Мунглум ахнул и побежал вслед за альбиносом.

— Куда теперь, Элрик?

— Придется рискнуть и вернуться в цитадель. Там наши кони и пожитки. Нужно поскорее убраться отсюда, а пешком мы далеко не уйдем. Похоже, здесь намечается жуткое кровопролитие, если меня не обманывает мой внутренний голос.

— Вряд ли нам кто-нибудь сможет помешать, Элрик. Они все уже были пьяны, когда я сбежал. Поэтому мне и удалось так легко улизнуть. А теперь, если они продолжали пить, как лошади на водопое, они вряд ли способны вообще двигаться.

— Тогда вперед.

Оставив Холм позади, они устремились к цитадели.

Мунглум оказался прав. В большом зале все уже валялись в пьяном сне. В очагах ярко горел огонь, и уродливые тени плясали на стенах и закопченном потолке. Элрик тихо сказал:

— Мунглум, идите с Зарозинией в конюшню и подготовьте наших лошадей. А я хочу отдать долг Гутерану. — Он взмахнул рукой. — Смотри, радуясь своей очевидной победе, они свалили всю добычу на стол.

Приносящий Бурю лежал на куче порванных мешков и седельных сумок — это были вещи родственников Зарозинии, а также Элрика и Мунглума.

Девушка — она пришла в сознание, но вряд ли оправилась от пережитого — молча отправилась с Мунглумом искать конюшни, а Элрик двинулся к столу, обходя валявшихся возле горящих очагов пьяных жителей Орга, и радостно схватил выкованный черными силами рунный меч.

Он перепрыгнул через стол и собирался было клинком разбудить Гутерана, на шее которого по-прежнему красовалась украшенная драгоценными камнями цепь, но в это мгновение тяжелые двери зала распахнулись, и ледяной ветер, завывая на галерее, заставил метаться пламя факелов. Элрик обернулся, забыв про Гутерана, и глаза его широко раскрылись.

У входа в зал стоял Король Холма.

Давно умершего монарха возродили заклинания Вееркада, собственная кровь которого завершила ритуал. На Короле были полуистлевшие одежды, кости без мышц покрывали ошметки кожи, сердце не билось — оно давно стало прахом, он не дышал, потому что его легкие были съедены трупными червями. Но, как это ни ужасно, он был жив…

Король Холма. Последним великий правитель Обреченного Народа, который в своей ярости уничтожил половину земли и создал лес Троос. За спиной мертвого владыки толпились ожившие трупы воинов, похороненных вместе с ним в легендарном прошлом.

Началось избиение!

Элрик мог только предполагать, развязку какой кровавой драмы ему привелось увидеть, зато он прекрасно понимал, что зритель этого действа вряд ли сумеет остаться в живых.

Когда пробудившаяся от вечного сна орда обратила свой гнев на людей, зал наполнился криками и жуткими воплями несчастных, Элрик, остолбеневший от ужаса, замер с мечом наготове возле трона. Ужасный Гутеран, стряхнув пьяную одурь, увидел Короля Холма, его кошмарную свиту и вскрикнул почти с благодарностью:

— Наконец-то я могу отдохнуть!

И тут же повалился, схватившись за грудь. Мстить больше было некому.

Печальная песня Вееркада эхом отозвалась в памяти альбиноса. Три короля во тьме: Гутеран, Вееркад и Король Холма. Теперь в Орге остался лишь тот, кто умер в незапамятные времена.

Холодные мертвые глаза Короля, обшаривая зал, увидели Гутерана, на мертвой груди которого висел знак монаршей власти. Элрик, повинуясь необъяснимому порыву, сдернул королевскую цепь и, заметив движение кошмарного пришельца, начал отступать, но вскоре уперся спиной в стол. Вокруг пировали ожившие трупы древних воинов, а мертвый Король подходил все ближе и ближе, а затем со стоном, который исходил из глубины его полусгнившего тела, бросился на Элрика. Тот, стряхнув наконец непонятный морок, начал отчаянно сражаться с немыслимым врагом, плоть которого и не кровоточила, и не чувствовала боли. Даже волшебный рунный меч не мог справиться с этим существом, у которого не было ни души, чтобы ее унести, ни крови, чтобы выпустить ее.

Красноглазый воин неистово колол и рубил Короля Холма, но острые когти впивались в его тело, зубы норовили вцепиться в горло, а тяжелый трупный запах, пропитавший воздух, отравлял кровь, просачиваясь через кожу.

И тут Элрика окликнули. Чуть повернув голову, он увидел на опоясывавшей зал галерее Мунглума. В руках маленький воин держал бочонок масла.

— Замани его поближе к большому очагу, Элрик. Только так можно победить это отродье. Быстрее, а то погибнешь!

Собрав все силы, бледнолицый чародей погнал Короля к пламени. Вокруг них безучастные к схватке упыри пожирали останки своих жертв, и крики живых людей леденили кровь.

Теперь Король Холма стоял, ничего не чувствуя, спиной к огромному очагу и готовился к очередному броску. Мунглум тем временем метко швырнул бочонок, и тот разбился о каменный пол, облив Короля вспыхнувшим маслом. Мертвец закачался, и Элрик, объединив усилия с Приносящим Бурю, ударил его изо всех сил, толкая в пламя. Король шагнул назад…

Отчаянный вопль вырвался из груди горящего гиганта. Еще секунду он стоял, воздев сжатые кулаки к небу, а затем рухнул, и огонь поглотил его. Языки пламени взлетели к потолку, и пожар начал распространяться по залу с чудовищной быстротой. Вскоре все помещение превратилось в огненное море. Гудящее пламя пожирало останки истерзанных людей и отвратительные ходячие трупы, которые яростно вгрызались в любую плоть, ничего не замечая. Бежать было некуда.

Элрик посмотрел вокруг: вот он, путь к спасению — наверх. Сунув в ножны меч, он разбежался, подпрыгнул и схватился за поручни — пламя мгновенно метнулось туда, где он только что стоял. Мунглум наклонился и втянул приятеля на галерею.

— Я разочарован, Элрик, — улыбнулся он, — ты забыл взять сокровища.

Выразительно покачав головой, альбинос показал ему то, что держал в левой руке, — украшенную драгоценными камнями цепь, знак королевской власти.

— Эта безделушка хоть немного развеет твою печаль? — Он усмехнулся, рассматривая сверкающую цепь. — Я ничего не украл, клянусь Ариохом! В Орге не осталось королей, которые могли бы носить это. Идем скорее к Зарозинии.

Они помчались по галерее: в большом зале уже начали обрушиваться стропила.

Неистово погоняя коней, они поскакали прочь от цитадели и, обернувшись, увидели, как в ее стенах появились огромные трещины. Даже сюда долетал рев пламени, которое пожирало все, что было когда-то Оргом. Круг замкнулся, сгинули во тьме Три Короля, настоящее и прошлое слились воедино. Ничего не останется от Орга, кроме пустого могильного холма и двух трупов, обреченных вечно сжимать друг друга в смертельных объятиях, там, где столетиями не знали успокоения их предки. Элрик и его друзья, сами того не желая, разорвали связь с предыдущей эпохой и очистили Землю от древнего зла. И только страшный лес Троос остался на память об Обреченном Народе. И как предупреждение.

Но теперь, когда все испытания были уже позади, Элрик вдруг задумался и помрачнел.

— Почему ты так нахмурился, любовь моя? — спросила Зарозиния.

— Я понял, что был не прав. Помнишь, ты сказала, что я слишком полагаюсь на свой рунный меч?

— Да. И еще я добавила, что не буду спорить с тобой.

— Так вот, меня не оставляет ощущение, что права все-таки ты. На Холме и внутри него я был один, без Приносящего Бурю, и тем не менее выжил и победил, потому что беспокоился за тебя. — Последние слова он произнес так тихо, что девушка с трудом их расслышала. — Может быть, со временем я смогу поддерживать свои силы с помощью трав, которые попались мне в Троосе, и расстаться с мечом навсегда.

Мунглум расхохотался:

— Элрик, я никогда не думал, что услышу от тебя что-либо подобное. Ты осмеливаешься думать о том, чтобы проститься с этим кровопийцей и душегубом! Не знаю, добьешься ли ты успеха, но сама по себе эта мысль очень приятна.

— Это так, друг мой, это так.

Он наклонился и, притянув Зарозинию к себе, обнял ее за плечи, хотя они продолжали скакать галопом, не сбавляя скорости. На полном скаку он поцеловал ее и закричал, перекрывая ветер:

— Это начало! Начало новой жизни, любовь моя!

Потом они ехали, весело болтая, к Карлааку у Плачущей Пустоши, чтобы, познакомившись с Городом Нефритовых Башен и разбогатев, устроить самую странную брачную церемонию, которая когда-либо совершалась в Северных Странах.