"Орхан Джемаль. Война Хроника пяти дней " - читать интересную книгу автора

- Захотите кушать, - позвоните. Принесем из ресторана прямо в номер. А
если захотите еще чего-нибудь, тоже звоните, не стесняйтесь.
С "еще чего-нибудь" мне познакомиться не удалось. Война в Южной Осетии
закончилась, оттуда валил фронтовой люд. Мужчины остро желали ощущать всю
полноту жизни, с которой совсем недавно могли играючи расстаться. Сауна
работала круглосуточно, девочки работали по-стахановски и были заняты в три
смены. Даже в шесть утра сюда подъезжали машины, а из коридора доносились
женские хохотки. Все отмечали победу. Грузины тоже. Слушая радио я узнал,
что Саакашвили удалось убедить свою страну, что российские танки, стоящие на
окраине Гори это ерунда по сравнению с политическими дивидендами, которые
Грузия сможет пожать по итогам этой войны.
Мой рейс Владикавказ - Москва на половину состоял из
коллег-журналистов. Большинство из них вообще не доехало даже до Цхинвали, а
работало из Владикавказа, но выглядели ребята очень браво. Многие на яркие
городские рюкзачки приторочили трофейные натовские каски из
пуленепробиваемого углепластика. За одним таким перцем, болтающим по
мобильнику, я стоял в очереди.
- Привет, дорогая! Я тоже рад слышать! Нет, здесь уже все спокойно. Ну,
разве изредка какой-нибудь снайпер стрельнет...
Коллега обернулся, увидел мою ухмылку и фотоаппарат на шее, залился
румянцем и заговорщицки подмигнул. Мол, ты же понимаешь, - ну как еще
склеить девчонку? За два дня проведенные во Владикавказе, я обнаружил, что
девчат клеят все вокруг, причем с размахом. Буквально каждый встречный
рассказывал, как он с первых дней воевал в Цхинвали добровольцем, и что
именно он подбил тот самый танк, который показали по всем каналам.
В самолете я откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, открыл... Спать
хотелось страшно, не смотря на то, что последние двое суток я почти без
перерыва дрых на огромной круглой кровати. Сонно полистал какую-то газету,
бесплатно выданную стюардессой. Именно в ней я впервые прочел эвфемизм
"Принуждение Грузии к миру". Фотографии в газете были все на военную
тематику, все это я видел не черно-белым, а цветным движущимся, осязаемым.
Когда все это можно было потрогать, это называлось войной, а когда танки и
люди потеряли цвет, стали плоскими и бумажными, - это уже принуждение к
миру. Я рассматривал фото и проваливался в сон и уже не понимал, где газета,
а где воспоминания. Черно-белые изображение оживали и начинали двигаться:
Кто это крадется вдоль забора? Черт плохая печать, не разберешь лица.
Вроде бы Баранкевич бежит к большому, жутко вращающему гусеницами танку с
гранатометом в руках. Бах. Танк горит. Трупов грузин не видно на скверной
черно-белой печати, но я знаю, они там есть, я видел их не серыми пятнами, а
антрацитово-яркими головешками. Полковник их принудил к миру, склонил
таки...
А это что? Кто-то их ямадаевцев почти в упор всаживает полрожка в
грузинского корректировщика. Жаль не разобрать кто. А грузин завалился на
бок под грушевым деревом, принужденный к миру. Вот это и есть
умиротворение...
Это вообще какая-то хрень, только вертушку в воздухе видать, издалека
снимали, вроде как кто-то падает с нее... Походу это Томаза к миру
принуждают, того резервиста. Сейчас долетит до земли и со всем примирится...
Я все глубже проваливался в сон, толи фото, толи воспоминания куда-то
сгинули, в сознании осталась лишь детская считалочка: "Мирись, мирись,