"Борис Дышленко. Что говорит профессор" - читать интересную книгу автора

но, по совести говоря, мало что понял, хотя, изредка поглядывая на лица
студентов, увидел, что они прямо-таки захвачены его выкладками. Время от
времени вся аудитория разражалась бурным хохотом, и хотя я не видел в
сказанном ничего смешного, мне вместе со всеми приходилось выражать такую
же веселость, но пару раз я попал некстати, и на меня с удивлением
оглядывались. А в перерывах между взрывами веселья я так же увлеченно, как
и они, строчил в своей тетрадке шариковой ручкой, только я писал свое.
Честно говоря, я в тот раз немного разозлился на профессора за то, что не
понимал его шуток. Я еще подумал тогда, что хорошо смеется тот... и так
далее, и что я когда-нибудь тоже хорошо пошучу, потому что в нашей
компании есть свой юмор, но, в общем, я не держал на профессора зла, да и
ребята должны были остаться мною довольны.
А вообще, в той лекции шла речь о психологии подростков, и я, как мне
тогда казалось, разбирался в этом деле, поскольку незадолго до этого сам
был подростком, и если бы профессор говорил на нормальном человеческом
языке, я бы, наверное, его понял и не злился на него, но он употреблял
очень много специальных терминов. Я записал одно слово, так, на всякий
случай, потому что это слово показалось мне подозрительным, но потом я
долго не мог найти его в разных словарях, пока не наткнулся на него в
одной юридической книжке вместе с объяснявшей его сноской. Это было слово
"делинквент", и когда я наконец узнал, что это такое, я увидел, что при
желании и меня самого можно подвести под эту категорию, если не знать моих
подлинных намерений, а я их, конечно, никому не буду объяснять. Уже узнав
значение этого слова, я заподозрил профессора в том, что он именно надо
мной издевался в своей лекции, но теперь нельзя было это проверить, да и
профессор меня тогда не знал, как, впрочем, и потом. С другой стороны,
мне-то известно, что я никакой не делинквент, а просто веселый человек,
так что, и узнав это слово, я подумал и решил, что не стоит обижаться на
профессора, а может быть, у него еще есть чему поучиться.
Но все это было так, между прочим, мы пока просто прикидывали что к
чему, потому что было совершенно неизвестно, выйдет ли вообще из этого
какой-нибудь толк; и мы только присматривались к профессору на всякий
случай: вдруг да что-нибудь выйдет. Тогда же вся наша компания вволю
посмеялась над его книгой, вернее, над тем, что там происходило, но в этом
мы, конечно, не были исключением - в это время смеялся весь мир. Один
профессор был серьезен - он готовил свою следующую книгу, только эта книга
оказалась далеко не так смешна. Но выяснилось это лишь через пять лет,
после того, как она была напечатана, а профессор ушел вроде бы на покой.
То есть в этой книге тоже были забавные места, потому что профессора даже
и в самые мрачные минуты не оставлял его юмор, и потом, даже если уж не
смешную, то, во всяком случае, комическую сторону можно открыть в любом
явлении, - но в целом эта книга была, скорее, грустной. Тогда же, то есть
после его первой книги, вокруг его имени поднялся невообразимый шум, и
одна за другой то тут, то там стали выходить его научные книжки,
писавшиеся, вероятно, в течение всей его ученой карьеры, потому что их
оказалось довольно много, и то тут, то там его стали избирать какими-то
почетными членами и докторами - до этого никто и не знал, что он такой
известный ученый, - так продолжалось все пять лет, пока не вышел в свет
этот его новый роман, но здесь он все-таки хватил через край, и заводила
нахмурился. Да, эта книга, несмотря на присутствовавшие там смешные