"Андрей Дышев. Черный квадрат " - читать интересную книгу автора

ценности не имеют.
- Как хотите, - пожал плечами секьюрити, и его прощальная улыбка
показалась мне гадкой, скрывающей затаенное желание, чтобы меня тюкнули
где-нибудь за углом.
Жадность фрайера сгубила, к чему-то подумал я и вышел на мороз.
Мой "опель-сенатор" за то время, пока я ходил по лабиринтам бункера,
присыпало снегом, и теперь он чем-то напоминал седого негра. Я провел щеткой
для мойки окон по ветровому стеклу, словно снял пену с щеки бритвенным
станком. Продрогший на холоде пес застыл у моих ног, со слабой надеждой
ожидая подачку. Прогреваясь, двигатель тихо урчал на малых оборотах, и
черная выхлопная труба брызгала конденсатом, оставляя на снегу веер черных
точек. Я счищал снег и не мог избавиться от сладкого ощущения небывалой
свободы, какую могут дать только большие деньги.
Кейс, лежащий на заднем сиденье, отливал аспидной чернотой и манил к
себе позолоченными шифро-выми замками. Про шифры Влад мне ничего не говорил.
Наверное, забыл про такую мелочь. Я уже знал, что замки закрыты - мое
терпение и любопытство иссякли, как только я зашел на территорию
автостоянки, огороженной со всех сторон высокой оградой из сетки-рабицы.
Пальцы судорожно подергали застопоренные кнопки, и я издал мучительный стон.
Можно было, конечно, немедленно взломать замки отверткой или выбить
несколькими ударами молотка - стоимость кейса была ничтожной в сравнении с
ценностью его содержимого. Но я взял свою природную нетерпеливость в кулак и
решил не уподобляться Кисе Воробьянинову с топором в руках. От силы через
час я буду в каком-нибудь уютном гостиничном номере, где ни голодные псы, ни
охранники, никто не увидит, каким жарким отблеском сияет нумизматическое
золото.
Охранника на выезде с автостоянки не было. Еще пятнадцать минут назад
он курил в проеме ворот, утрамбовывая валенками рыхлый снег. Теперь же
ворота были заперты на замок, а двери будки распахнуты настежь.
Мне это не понравилось, хотя ничего подозрительного в том, что человек
на минуту отлучился со своего поста, думая, что мой "опель" прогревается на
морозе, как "запорожец" или "копейка", минут пятнадцать-двадцать. Был пятый
час вечера, столичный деловой район кишел людом, и мне никто не угрожал.
Потому я лишь требовательно посигналил, досадуя на то, что свидание с
золотом консула оттягивавется еще на несколько минут.
Охранник не вышел, и я рванул рычаг стояночного тормоза, сделал музыку
погромче и, скрестив руки на груди, стал ждать. Но меня надолго не хватило.
Минуты через три я снова надавил кнопку сигнала. Несколько ворон взмыли в
воздух, и на капот машины упали комки снега. Я опустил боковое стекло и
крикнул:
- Эй, отец! Открывай ворота, колеса к земле примерзают!
Никакой реакции.
Дверь будки качнулась на ржавых петлях и под напором ветра
захлопнулась. Я посмотрел по сторонам. Едва заметно стемнело, и большие
сугробы, обступившие стоянку неприступным бастионом, отливали стылой
синевой. Я не привык к московскому декабрю, когда в четыре часа уже
опускаются сумерки, и в фигурах прохожих начинает угадываться сутулость, а в
движениях - торопливость, и загораются автомобильные фары, свет которых
выхватывает косяки метели, и в домах теплым семейным светом вспыхивают окна,
и за цветными шторами движутся тени, и вдруг почувствовал себя страшно