"Феликс Дымов. Горький напиток 'Сезом'" - читать интересную книгу автора

первый раз, ей хочется побыть одной. Есть, знаете, такие женщины...
Утешенный собственной прозорливостью, я сижу на краю постели и
улыбаюсь как последний идиот. Сначала пять минут. Потом десять. И еще
полчаса, пока что-то осознаю...
Мне бы сразу кинуться в шлюзовую. А я зачем-то тряс пульт и вызывал,
вызывал, вызывал ее, искричав ближний эфир Лидиным именем пополам с бранью.
Но она заблокировала в скафандре связь.
Я врубил обзор приборной площадки. Камера там неудобная, с малым
возвышением, панорамирует случайными циклами. Лида неслась по "ипподрому",
косясь через плечо и закрывая голову руками. Капризный кадр приблизил
распахнутый в крике рот - неяркие сонные Лидкины губы...
Великим чудом я не перепутал баллоны с ботинками и не напялил вместо
шлема авральный рукав. В шлюзе, всхлипывая, рвал наружную створку, молотил
ее каблуками. Ведь не открылась же, ни на секунду раньше положенного не
открылась!
Когда я примчался, Лида лежала лицом вниз, зажав через шлем уши
перчатками. Скафандр ее за какие-то минуты успел облипнуть бахромой. Ровно
и скользко блестел в свете Луны "ипподром". По отстойнику медленными
волнами ходила пыль.
Я бросился на колени и долго падал, проклиная невесомость. Наконец
рухнул, подвел под скафандр руки. Лидино лицо окостенело в гримасе наивной
детской обиды. В это выражение отлился страх. Страх! Она с трудом разлепила
жесткие губы, но я не услышал ни слова и, точно это могло помочь, прижался
шлемом к ее шлему. Лишь спустя бесконечную секунду догадался включить на ее
поясе радиоблок. Запинаясь и морщась, она прошептала:
- Там мыши, Тарас... Не ходи... Мыши!
И слабея, затихая, еле слышно:
Ветер кружит нам головы,
Утопая в серых слезах Земли...
Подумать только, она еще твердила стихи!
Стихи о пыли, которая ее убила. А врачи эаявили: шок. Конечно, для
медицины это и был шок - "общее необратимое угнетение организма, вызванное
потрясением или страхом", вопрос только - что вызвало это самое потрясение.
Меня утешали как могли - случайность, мол, один на миллион, психологическая
аллергия к Космосу. Одним словом, шок. Но меня не проведешь, я-то знаю: это
пыль мне отомстила. Пыль!
А мыши-это просто бред...
Токер затаился, не мешает вспоминать. В этой комнате воспоминания не
опасны, а потому разрешены, даже поощряются. Я подхожу к окну, просветляю
по-ночному затянутые стекла. За окном - вороненая металлическая поверхность
мезопоста, кое-где изъеденная вакуумом и метеоритами. За окном -
бесконечная Лидина могила.
...- Ты погоди, я мигом,- сказала она тогда.
И не вернулась.
С тех пор я оберегаю несостоявшуюся первую ночь медовый месяц,
растянувшийся на шесть лет-и нa всю мою жизнь.
Край откинутого одеяла.
Приготовленные у койки тапочки.
Ни разу не надетую ночную сорочку.
Неувядающие фиалки, схваченные стенным зажимом. Вздохнув, вынимаю