"Феликс Дымов. Наава" - читать интересную книгу автора

роскошь.
- Они не догадывались, что вели записи в одну тетрадь, чуть ли не на
одну страницу?
- Им было не до того. Каждый слушал только себя...
Разговор опять иссяк. Задумавшись, я откинулся на пуфике, заложил руки
за голову, прихватил сцепленными пальцами волосы на затылке и машинально
подергивал их, словно пробуя прочность шевелюры. Гляжу, моя Наава изумленно
"распахивает" свои трагические "фасетки" и ни с того ни с сего начинает
светиться, рдеть, пылать румянцем (других слов не подберу!), улыбается
полным спектром весенней зелени и, слегка заикаясь, лепечет:
- Ладно, специалист. Слушайте. Может, и я наконец чего-нибудь пойму!
Степь дышала легко и тревожно. Недавно окончился дождь. Заходящее
солнце продавило линию горизонта, сплющилось и затанцевало в струйках
марева, как кипящая водяная капля на раскаленной плите. Воздух томился
ожиданием-казалось, из-за мезозойских холмиков, под которыми упрятан
комплекс наземного обслуживания, вот-вот выползет гребень флегматичного
бронтозавра...
"А студент не торопится",- подумал командир, посмотрев на часы. За его
спиной по-живому прислушивался к зову первобытной степи "Тополь". Сколько
парсеков они уже истопали вместе! И вот последний полет.
Пилоту предписан заслуженный отдых, корабль детишкам на потеху
выставят где-нибудь в углу дворовой площадки. А ведь мог бы еще ходить:
крепко их строили в наше время! В свой последний полет командир пришел, как
всегда, за четыре часа до старта и успел облазать все хитрые закоулки
корабля. Будь его воля, он бы и броню магнитопластика сдвинул, чтоб
хорошенько прозондировать реактор. Не то чтобы он не доверял автоматам.
Просто не мог улететь, самолично не опробовав работу всех механизмов.
Теперешняя молодежь впархивает в кабину секунда в секунду, пристегивается к
креслу и, отключившись от Земли, мгновенно сживается с пустотой и звездами.
Иногда Эдель побаивался этих "звездных мальчиков", без отрешенности и
фанатизма перешагивающих комингс корабля и холодно задраивающих за собой
люк, который его, Эделя Синяева, прозванного журналистами гением Малой
Вселенной, немедленно отрезает от мира и оставляет наедине с Космосом, а
значит, с самим собой: для него Космос так и не стал привычкой.
В звездоплаватели Эдель пришел уже прославленным на весь мир.
"Человек-компьютер", "Живым сквозь пламя", "Руки, усмирившие взрыв",
"Оседлавший ракету" - господи, чего только в свое время не прокричали о нем
газеты. А все было гораздо проще.
В семнадцать лет Эдель еще не помышлял о Космосе. Он отлично водил
тяжелые грузовозы и в шестимесячную послешкольную практику попросился на
полигон потому, что не хотел расставаться с машинами.
Сначала ему дали "шаланду", потом перевели в наземную команду
космического корабля. Теперь-то научились обезвреживать рабочее тело
двигателя от радиоактивной золы. А тогда этого не умели, стартовали с Земли
на четырех жидкостных стартовнках. Все бы ничего, но в случае отмены
запуска заправленные стартовики нельзя было оставлять на пусковом столе, их
отстыковывали и увозили на автопоездах в места слива топлива и окислителя.
С такой вот игрушкой и катил однажды Эдель по серой струне бетона, свободно
положив руки на баранку. Далеко впереди и сзади маячили выдвинутые влево
тягачи сопровождения, пресекающие обгон, приостанавливающие встречное