"Феликс Дымов "Слышу! Иду!"" - читать интересную книгу автора

ролей, увлекаетесь лубком.
Лица у обоих посветлели. Гельвис придвинулся ближе к Ларре.
- Когда я поступал в Театральный, в последнем туре читал длинную
романтическую балладу. Экзаменаторы благосклонно кивали, и я жал, жал, чуть
не сорвал голос. В самом трогательном месте ко мне подходит декан
актерского факультета, светлая голова без единого волоска, душевно обнимает
меня и говорит на ушко: "Видите вон тех пятерых? Я их уже благословил на
первый курс. Успешно окончат, и вскоре двоих из них будут знать все, а чуть
после - никто. Теперь послушайтесь старика: сегодня мне учить вас нечему.
Приходите годиков этак через пять - и вы станете гордостью планеты, это я
вам говорю, Зенон Перегуда! Ступайте, коллега". Я внял его совету, явился
через восемь лет, когда узнал пределы своих возможностей, понял, что не
могу больше без театра, когда чувствительные стишки уже не читаются. Декан
был прав, жаль, учил меня всего год. Скончался прямо у себя в гримуборной,
после спектакля. Умный был человек. Светлая голова...
- В каком году вы поступали? - вдруг безразлично, слишком безразлично
спросила поэтесса.
- Первый или второй раз? Если первый, то вам было... - Вам было
примерно тринадцать-четырнадцать?..
- Меньше, чем сейчас дочери, - задумчиво подтвердила Ларра. - А день
заодно не припомните?
- Ну, их было много. Несколько туров...
- Не надо, Геличка, третий тур! - Ларра требовательно уставила в
актера бездонные контактные линзы.
Он, еще не осознавая причину ее заинтересованности и точности, не
удивившись им, тоже отрешенно подтвердил:
- Да-да, кажется, второе августа, "Ильин день". Слыхали народную
примету: "Илья-пророк в реке продрог"? С Ильина дня в нашей полосе
прекращали купаться. Я потому помню, что с горя кинулся в воду и плыл до
самого залива. Промерз, как треска в морозилке, но не сдался. Последний в
жизни безрассудный поступок...
- Странные бывают совпадения... - Ларра сжала на столе кулак. - Я
этому вашему Зенону принесла в тот день пьесу. Очаровательный клоунарий
"Замочная скважина". Прождала, дура, на подоконнике до конца экзамена. А он
явился, словно архангел Гавриил послушнику, - весь такой импозантный,
снисходительно ласковый. Вынул трубку изо рта, приложился к ручке. Пробежал
рукопись по диагонали. Ну и глаз, скажу вам! Хохотнул ровно там, где бы мне
хотелось. И заявляет точнехонько по формуле древнекитайской вежливости:
ваша вещь настолько гениальна, что если мы ее возьмем, то никогда ничего
другого ставить, извините, не сможем... В общем, ерунда. Растворила я свою
"Скважину" в литре кислоты, бухнула щелочи, выпарила. И получившийся
пузырек соли повесила на гвоздик: дабы не забывать, в чем соль. Однако,
кажется, забыла...
Оба не заметили, как и язык их постепенно обрел обрывочность и
недоговоренность, и слова вернулись молодежные, скорые. Гельвису
показалось, он и девицу на подоконнике вспомнил. Впрочем, представлялась
почему-то не Ларра, а Нана, да и одетая почти по-сегодняшнему. Что, кстати,
тогда носили? Пончо? Платья-рубахи? То и другое не вязалось с обликом Ларры
- ни с юной, ни с пожилой...
- Пошли! - Ларра решительно взяла Моричева под руку. - Представить