"Феликс Дымов. Хомо авиенс" - читать интересную книгу автораногами.
- Ну вот, видите? Значит, он больше вашего о программе болеет. Не доверяет вам. - Просто по-другому не умеет. А я считаю, если я помощник, то или не мешай мне в моих вопросах, полную власть предоставь, или выгоняй к чертовой матери! Кстати, больше пользы будет. Свидерский удовлетворенно и едва заметно хмыкнул. Закипает юноша. Не ляпнул бы чего с досады, да вряд ли: кое-что все-таки сумели ему внушить. Огрызается, не без того, ну да если чуток и погорячится, то пусть там, в будущем, знают, с какой публикой работать приходится! Юрий Петрович деликатно кашлянул в кулачок и со всей мягкостью заметил: - Ваш начальник до восьми, до девяти вечера здесь сидит! - Лишнее доказательство моей правоты. Можно и на раскладушке в цехе ночевать, а дело с места не сдвинется. "Ах, язва, на меня намекает! Все знают, что я раньше десяти с завода не ухожу". Свидерский покосился на Арта. Мотает на диск слова и выражение лиц, а потом где-нибудь исторические хроники расклеит. Ткни сейчас пальцем - мокрого места не останется. Окунуть шмакодявку в мраморную чернильницу, придавить железной крышкой - и никто никогда не вспомнит о горе-исследователе... Ростки ему понадобились! Да тут их сроду ни в ком не было! Крутимся изо всех сил, дальше носа заглянуть некогда. Не до будущего - с настоящим бы как-нибудь справиться... Юрий Петрович начинал злиться, а это пагубно для репутации выдержанного, безукоризненно вежливого руководителя. Не стоит из-за пустяков подрывать подавил раздражение. - Вам, Эльдар Антонович, как плохому танцору, всегда шнурки ботинок мешают... - Я полагаю, Юрий Петрович, мозги мне вправлять можно и в рабочее время. А если вас интересует истина, то я уже докладывал: цех не виноват, мы неделями прикатываем, драим пастой, а сборщики раз нагрузят - на винте такие надиры, хоть целиком его выбрасывай. Мы четырежды переделывали. Сколько можно? Бармин впервые посмотрел в глаза главному инженеру, и Свидерский ясно прочел в этом осуждающем взоре: "Тратим время попусту, играем в никому не нужные игры, совещаемся, делаем вид, будто так и надо. И как ты по инерции занимаешь здесь кресло, ничегошеньки не знача, так и мы все по твоей милости абсолютно ни к чему. Заявить вслух ни у кого не хватает смелости, за места свои дрожим. И выйдем отсюда как и пришли: не нацеленные, а пустые и оскорбленные..." Свидерский внутренне поежился от этого невысказанного монолога и поторопился перевести разговор в другое русло: - Может, станок виноват? - Проверка на точность отклонений не выявила! - опередил ответ Бармина механик, тренированным жестом выхватывая из папки бумажку и потрясая ею перед собой. Бармин опять поднял голову и ухмыльнулся, потому что знал цену таким вот актам, сам не раз их организовывал. Но в данном случае не в точности дело. И не в том даже, что винт и гайку к нему делают на разных станках, хотя |
|
|