"Феликс Дымов. Авария" - читать интересную книгу автора

знакомыми. Не той давней памятью, привычной к каждой Ольгиной черточке, а
как-то еще, по-другому, что примешивалось и добавлялось к ее образу чем-то
неувиденным после ее ухода, недосказанным, чуть ли не чужим. Понимая, до
чего это глупо, не вкладывая в свои действия ничего мистического и тем не
менее стараясь быть последовательным в своей галлюцинации, он перекрестил
призрак раз, другой, третий, так по-сказочному доверчиво и сокрушительно,
как заклинают нечистую силу. Ольга не стаяла, не исчезла. Он судорожно
положил еще два креста, за сухую жесткую руку рванул ее в дот, навалился
на дверь, задвинул щеколду. И дот стал не совсем дот, а комната с окнами,
к которым приникли снаружи жалобные ветви-руки. Странные существа
призрачного сине-зеленого оттенка жадно стучались в стекла. И Арсен
узнавал их: загубленные людьми деревья, что минуя волю, подсознательно
мучают нас беспричинной тоской... Они пытались спастись от загустевшего
неба. От движущейся толчками по циферблату пшеничного поля,заточенной под
секундную стрелку авторучки: кончик пера натягивал врезающиеся в тело
земли шершавые бетонные нити и выжимал из почвы зябкие неловкие корни.
Разбрызгивая шлемами блики черного солнца, осыпая животами листья с
трепещущих осин, по лучам взлетных дорожек к доту со всех сторон
приближались Громовы, Громовы, Громовы... Арсен плавно отодвинул щеколду -
и глухая бетонная симметрия сломалась. Он долго-долго падал навзничь, пока
не коснулся спиной живого ковра из пастушьих манжеток и горечавки.
Ритмичная лунная медлительность пронизала его насквозь, перетекла через
лопатки в землю. Свисающая над щекой ромашка защекотала ресницы, ослепила
нестерпимой желтизной...
Арсен открыл глаза, зажмурился от выпрыгнувшего из-под листа солнечного
зайчика. Круг черного огня над головой успел вызолотиться и расплавить
половину неба. Вторую его половину, опираясь на край косогора, неторопливо
обметал грязно-белый козий хвост. Лес подобрался и притих. Все как-то
изменилось - в характере, а не во времени. Потому что кадры воображения,
спровоцированные лесом, привиделись Арсену мгновенно и непоследовательно,
как тепловой удар"- даже секундная стрелка на часах, нечаянно подсунутых к
уху, не обежала циферблат и на четверть...
И все сразу стало на свои места. И не существовало больше общественника с
тяпкой и ведром навоза, а был заботливый пионерский звеньевой Петя
Дроботов, певец древовидной конопли и березки-трехстволки. Надобно
заметить, Петя, никудышный ты, по нынешним меркам, полевод: что тебе
экономика, ежели от этого страдает кротовый заповедник?! Потому, видать, и
истерика в письме: взросло рассудительный и детски агрессивный тон.
Спасибо, брат, за науку. И не обижайся, что не доехал, из города я быстрее
твоего председателя остановлю. В другой раз непременно встретимся. Извини.
А нам с тобой, Олег Михайлович, придется покумекать. И как это я сразу не
разглядел? Ведь были уже на Земле такие "мечтатели" - распахать сушу,
свести леса, застроить плавучими домами и нивами океаны. Чтоб быстрее,
сытнее, урожайнее... Будто главное для человека - дешевая жратва. Шалишь,
председатель. Вон юному поколению и березку подай. И почву оно глубже нас
понимает. И красоту наверняка иначе чувствует, не приемлет простора в
бетонную клетку... Пусть будут винтороллеры, летающие тракторы,
подоблачные комбайны, только без бетонных меж. Без непробиваемой для жизни
брони. Придется, Олег Михайлович, поломать голову, ты сумеешь. И без
дураков - не каждый день скуды терпят аварии. Хотя что ж, откажет или не