"Станислав Дыгат. Диснейленд " - читать интересную книгу автора

- Внешнее неразрывно связано с внутренним. Утром, когда я проснулась,
мне от этих вещей стало не по себе. Рядом с тобой мне было хорошо, и во сне
ты выглядел очень трогательно. - Она погладила меня по волосам и тотчас с
отвращением стала вытирать руки. - Пожалуйста, отправляйся немедленно в
ванную и вымой голову!
Я думал, она шутит, но она не шутила: она разозлилась, спихнула меня с
постели, и я пошел в ванную мыть голову. Не знаю, почему она так взъелась на
бриллиантин. Как известно, от бриллиантина "Ярдлей" волосы не слипаются, а
запах у него приятный, ничего не скажешь! Если бы она была в курсе моих дел,
я мог бы заподозрить ее в ревности к Дороте. Мне стало обидно. Дорота мне
очень нравилась. Может, ее единственную я любил по-настоящему. Нет, это
абсурд. Ничего, кроме дружбы, нас не могло с ней связывать. Только теперь я
сообразил, что Агнешка и не знает о существовании Дороты. Но так или иначе,
я был убежден, что Дорота ей не понравится. Я словно слышал, как она
говорит: "Этот бриллиантин тебе подарила Дорота? Конечно, я так и знала!"
Из ванной я вышел с растрепанными волосами. У меня темные, густые
волосы, и когда я их вымою, я похож на папуаса. Агнешка засмеялась.
- Я кажусь тебе или смешным, или отвратительным, - сказал я.
- Нет! Когда ты спал, ты не был ни смешон, ни отвратителен, ты был
трогателен. Спящий мужчина выглядит по-детски беззащитным. Для женщины нет
ничего трогательней спящего мужчины... Не стой, как дурак, посреди комнаты,
иди сюда и положи мне голову на плечо, раз она не напомажена. Вот так. Когда
я проснулась с тобой рядом, мне было хорошо. Но когда я оглядела комнату,
которая, если бы н" чертежная доска, была бы совсем похожа на обитель
провинциальной маникюрши, и когда я представила себе, что надо встать и
навести здесь порядок, мне сделалось не по себе. Я могла ходить либо голая,
либо в твоей пижаме или рубашке, либо в вечернем Платье. Все это допустимо,
и в этом есть даже известное очарование, но в нормальной обстановке,
отвечающей эстетическим требованиям середины двадцатого века; расхаживать же
нагишом, полуодетой, в мужском белье или в вечернем платье по комнате
провинциальной маникюрши девятнадцатого века - сплошная порнография,
рассчитанная на старых, толстых и лысых чиновников. Я преисполнилась бы
отвращения к себе, к тебе. И мне казалось бы, что я тебе противна. Теперь ты
понимаешь, почему внешнее и внутреннее так тесно между собой связано?
Поэтому я сбегала домой, переоделась в нормальное платье, которое не
вызывало бы никаких ассоциаций со столь ужасным интерьером, и вернулась,
прежде чем ты проснулся. Да, по дороге я купила яйца, масло, кофе, хлеб и
ветчину, немного жирноватую, но другой не было. Я убедилась, что у тебя нет
никаких запасов. Как можно приглашать девушку первый раз на завтрак, зная,
что у тебя в доме хоть шаром покати! Нет, не воображай пожалуйста, что тебе
удастся вернуть мне деньги. Да, еще я купила банку апельсинового джема.
Оставь, пожалуйста! Я буду испытывать удовлетворение до самой смерти, до
завтра или до тех пор, пока мы не расстанемся с тобой, оттого, что смогу
попрекать тебя этим первым завтраком, который мне пришлось самой оплатить.
Немедленно изруби в щепки и вышвырни этот ужасный сервант, на котором
красуются твои отвратительные призы. Почему спортсменам в качестве наград
всегда вручают такие бездарные, безвкусные безделушки? Прошу тебя, выкинь
эти призы. В крайнем случае, оставь себе на память серебряную медаль
чемпиона Европы. Но всем этим куркам, хрустальным бокалам и статуэткам здесь
не место. Разумеется, если ты хочешь, чтобы я к тебе приходила. Если ты