"Марина и Сергей Дяченко. Созидатель (фрагмент)" - читать интересную книгу автора

поклоне.
В гостиной нас встретила жена Ила - замученная хворями блондинка. Ее
скудное личико казалось нарисованным на промасленной бумаге - еще
чуть-чуть, и сквозь него проступили бы очертания комнаты.
- Господин Хорт зи Табор пожелал осмотреть мою охотничью зал, - с
неприязнью сообщил ей барон. - Распорядитесь относительно завтрака,
дорогая.
Серые глазки баронессы вдруг наполнились слезами; ни исчезновение Пера,
ни суета в доме, ни взвинченность в голосе супруга не укрылись от нее, а
ранний визит "постылого колдуна" - то есть меня - окончательно поверг
бедняжку в отчаяние. Но - надо отдать должное Илу как укротителю жен.
Баронесса присела в низком реверансе и, не проронив ни слова, удалилась.
Веер в ее руках топорщился перьями и оттого похож был на дохлую птичку.
- Идем, - хрипло сказал Ил.
В баронских покоях стояла плотная, слоями слежавшаяся духота. Расшитый
шелком платочек в руках молодого Ятера совсем раскис от пота -
барону-самозванцу приходилось ежесекундно промокать лоб.
Ключ от охотничьей залы - размером с ручку упитанного младенца - был,
безусловно, шедевром кузнечного искусства. Ятер нервничал. Дверь поддалась
не сразу; импульсивный барон даже предпринял попытку взлома, хотя с
первого же взгляда было ясно, что выломать эту дверь под силу разве что
бочонку с порохом...
Наконец, замок поддался. Ятер в последний раз вытер лоб - сперва мокрым
платочком, потом рукавом камзола. Обернулся ко мне; грозному барону было
очень страшно в эту минуту, мне даже подумалось, что, откажись засов
повиноваться - наследник-самозванец вздохнул бы с облегчением...
Я отстранил Ила с дороги, отодвинул засов и вошел в залу первым.
Да, барон-охотничек очень спешил стереть всякую память о папаше. Почти
ничто не напоминало о том, что помещение когда-то служило старику спальней
и кабинетом: стена между комнатами была разрушена до основания, мебель
вынесена, пол заново покрыт керамическими плитами, а потолок - мозаикой из
разных сортов дерева. Стены пестрели гобеленами, как старинными, искусными
и радующими взор, так и новыми, изготовленными на скорую руку,
вдохновенно- безобразными.
Предполагалось, что всякий, впервые вошедший в охотничью залу, замрет,
пораженный великолепием охотничьих трофеев (десяток грустных оленьих
голов, набитые ватой разновеликие пташки и чучело кабана, изготовленное с
нарушением технологии, отчего животное казалось в полтора раза крупнее,
чем было при жизни), а также завороженный блеском оружия (стойка для копий
и рогатин, пара арбалетов на стенах и несколько боевых клинков, к охоте не
имеющих никакого отношения).
Я остановился на пороге. Тяжелые шторы на окнах удерживали снаружи свет
летнего утра, и потому я не сразу заметил старика - тем более что он одет
был во все черное, будто ворон.
За моей спиной шумно сопел наследник-самозванец; скрипнула дверь,
запираемая теперь изнутри.
- С добрым утром, батюшка, - сказал Ил до невозможности фальшиво.
Старик не ответил. Лицо его оставалось в тени.
Повисла пауза; я ощутил - впервые с момента, когда Ил де Ятер посвятил
меня в эту историю - холодок и внутреннее неудобство, как будто груди моей