"Марина и Сергей Дяченко. Ведьмин век (новая редакция 2000 г.)" - читать интересную книгу автора

Здесь? ОНА здесь? Или ему померещилось?..
Он до боли в глазах оглядывал темнеющую гору, и дальние склоны, и
ближние стволы; искры сыпались теперь КАК НАДО. Значит, померещилось.
Значит, подождем...
Он уселся снова. И сцепил пальцы на рукояти острой, древней, как
смереки, бартки.
Ватра горела. Гибкий оранжевый язык, вылизывающий небо; человеку
казалось, что мир вокруг чернеет, не в силах соперничать в красках с чистым
огнем. Что он слепнет, что в глазах его пляшут огненные круги, что в мире
кет ничего, кроме этого обволакивающего, дающего силу света.
Он опустил веки, и огненно-желтый свет сменился ярко-красным.
Где-то ухал филин и возились под корнями мыши; человек смотрел на
красный круг, горящий на внутренней поверхности его век, и видел, как среди
яркого белого дня по крутой тропинке с трудом взбирается его жена,
беременная младшим сыном. Он смотрел, как осторожно она ставит отекшие ноги,
как испуганно хватается рукой за его вовремя протянутую руку, - и тоска, и
нежность, и боль утраты забивали ему горло, не давая перевести дыхание.
Металлический отблеск неподвижного топорика. Тишина. Остановилось
время.
Он открыл глаза; теперь ему виделись его дети, опасливой вереницей
проходящие по остывшим углям. Старший, с вечно опущенными уголками рта,
мрачноватый и жесткий, и лицом, и характером похожий на своего сурового
деда; средний, похожий на мать, светловолосый и любопытный, с вечно
удивленными зелеными глазами и шрамиком над верхней губой; младший,
полуторагодовалый, не знавший материнского молока, с трудом переступающий
тонкими слабыми ножками...
Человек прерывисто вздохнул.
Он смотрел в огонь, и ему казалось, что и горы, и лес смотрят в пламя
тоже. Что и горы, и лес вздрагивают, удивляясь его смелости; давным-давно
никто не зажигал здесь чистого огня, одна только искра которого может дотла
спалить полмира...
Ветер переменил направление.
Человек по-прежнему сидел неподвижно, но теперь глаза его ни на секунду
не прекращали обшаривать темноту за гранью огненного круга. Может прийти и
Чугайстер. Может прийти, чтобы танцевать у огня - скверное, скверное
соседство...
Далеко, в темноте, на пороге приземистого дома пискнул приемник,
знаменуя наступление полуночи.
Чуть заметное напряжение пробежало по подсвеченным лапам сумерек, чуть
заметное дуновение ветерка; человек напрягся тоже, и по спине его продрал
мороз. Померещилось? Стоны, звуки... шелест... блики... Померещилось или
нет?..
- Уходи, ведьма, - проговорил он, медленно поднимая бартку.
Женщина стояла на краю освещенного круга.
И он, уже готовый к броску, к удару - отпрянул.
Потому что пришедшая на чистый огонь не была ведьмой.
Тело белое, как овечий сыр. Лицо без единой кровинки; до последней
черточки знакомое лицо, только глаза непомерно большие, больше, чем были при
жизни.
Ее имя так и не соскользнуло с его губ. Губы не повиновались ему;