"Марина и Сергей Дяченко. Эмма и сфинкс" - читать интересную книгу автора

удовольствие в мельчайших деталях продумывать крохотную, ничего не значащую
роль. Пусть даже в плохом спектакле. Была в этом какая-то сладость; Эмма
выдумывала биографию лисичке, которая появлялась на пять минут в толпе
других зверей. Или ежику, у которого за весь спектакль было три слова. Но
зато как она проживала зоны молчания! Приходила не за сорок минут до
начала - за полтора часа, гримировалась, волновалась, ждала. И знала:
настоящая любовь не бывает безответной. Все у нее будет - и роли, и
режиссеры, и признание... Разве у судьбы нет глаз?
Сегодня ей исполнилось тридцать пять. Сегодня она в который раз видела,
как пятидесятилетняя Ирина Антоновна скачет по сцене, трясет двойным
подбородком, изображая хомячка. Детям, наверное, нравится? Что может быть
благороднее, чем играть для детей?
Сегодня Эмма в первый раз поняла, что спустя полтора десятка лет она
будет на этой же сцене играть того же хомячка. Или - в лучшем случае -
чью-нибудь бабушку. Дети в зале будут меняться, Эмма на сцене будет стареть.
И когда-нибудь в антракте ее хватит инфаркт, и ее увезут в больницу, не
успев смыть со старушечьих щек нарисованные гримом заячьи усики...
Над мокрым асфальтом плыли черные силуэты прохожих. Сумка с дареной
вазой сделалась вдруг тяжелой, как цемент. Что чувствовала бы Золушка,
доведись ей состариться в доме мачехи, в окружении чужих детей и внуков?
Вокруг стоял ноябрь - прекрасное время для тех, кто любит себя жалеть.
В понедельник в театре был выходной. Эмма потратила короткий день на
стирку, веник и блуждания по продуктовым магазинам; темнота застала ее на
кухне, в одиночестве, за ранним ужином. Яичница таращила желтые подсоленные
глаза. Маленький телевизор бесшумно перебирал кадры какой-то, по-видимому,
мелодрамы, и Эмма глядела на экран завороженно и безучастно, как смотрят в
огонь камина. И в это время грянул телефонный звонок.
- Алло?
- Эммочка, с днем рождения! Желаю всего-всего! И здоровья особенно! Как
делишки, как празднуем?
Иришка, старая Эммина приятельница еще по институту, всегда отличалась
великолепной небрежностью во всем. Она вечно опаздывала на репетиции, теряла
деньги, вещи и документы, забывала текст роли, путала не только чужие дни
рождения - даже свой однажды забыла и на поздравительную телеграмму от
матери долго глядела, выпучив глаза.
При всем при этом Иришка благополучно работала в академическом театре,
получила "заслуженную" в двадцать пять лет и скоро, через месяц-другой,
должна была сделаться "народной".
- Спасибо, Ирочка, - сказала Эмма, невольно улыбаясь. - Вчера
отпраздновала.
- А-а-ай! - длинно вскрикнула Иришка.
- Вот башка моя, вечно забуду, ты прости дуру, лучше ведь позже, чем
никогда... Слушай, тем лучше. Раз гостей у тебя сегодня нет, может,
выберешься к нам? У нас с Ванькой почти юбилей, пятнадцать лет и одиннадцать
месяцев как женаты... Винишко есть хорошее, тортик там, спектакля нет в
кои-то веки, давай, а?
- Нет, спасибо, - сказала Эмма почти испуганно. - Ване привет, конечно,
но у меня сегодня... Вот если бы заранее... Нет, нет, спасибо, но сегодня не
получится никак.
Иришка с мужем жили в получасе езды на маршрутке. В ответ на звонок за