"В.А.Дворцов, З.Ю.Юрьев. Форвард N 17: Повесть о Валерии Харламове (fb2) " - читать интересную книгу автора (Дворцов Владимир Александрович, Юрьев Зино...)

ЧАСТЬ 1. МАЛ-ДА УДАЛ!

ТРАГЕДИЯ НА ЛЕНИНГРАДСКОМ ШОССЕ

…Двадцать седьмого августа 1981 года ранним утром в Подмосковье шел дождь, унылый, непрекращающийся, по-осеннему холодный и скучный. Серый асфальт Ленинградского шоссе потемнел от влаги, и проносившиеся машины оставляли на мгновение на дороге светлые следы от шин, которые тут же сливались с лоснящимся покрытием.

Светло-серая «Волга» шла со скоростью около ста километров в час. За рулем сидела женщина. Ритмично чавкали дворники, сгоняя водяную пленку с ветрового стекла. Двое мужчин дремали, убаюканные покачиванием машины, ровным гудением двигателя, шипением шин на мокром асфальте.

Впереди показался знак «дорожные работы», и водительница повернула руль, чтобы объехать препятствие.

Мы никогда не узнаем, что именно произошло в этот момент. Может быть, она сделала это чуть резче, чем следовало. Может быть, колеса машины, попав на размытую глину, на мгновенье потеряли сцепление с дорогой, и без того ослабленное влагой. Так или иначе, «Волгу» выбросило на полосу встречного движения и завертело «волчком». И надо же, чтобы именно в эти секунды навстречу ехал тяжелый грузовик, надо же, чтобы обе машины, хотя водитель ЗИЛа свернул на обочину, начиненные огромной кинетической энергией, встретились в одной точке, израсходовав эту энергию в мгновенном и страшном столкновении… Даже металл не выдержал: он рвался, выгибался, скручивался. Человеческие тела слабее металла…

Водители останавливались, скорбно глядя на две искореженные машины. Они вылезали из кабин и снимали шапки. Они были шоферами и понимали, что можно не торопиться: в такой аварии не выживают.

Внезапно один из шоферов, высокий молодой парень в расстегнутой куртке, из-под которой виднелась майка с чьей-то бородатой физиономией, пробормотал, глядя на «Волгу»:

– Братцы, это же Харламов…

Он не ошибся. Одним из пассажиров светло-серой «Волги» был хоккеист Валерий Борисович Харламов, тридцати трех лет от роду, заслуженный мастер спорта, многократный чемпион мира, Европы, Олимпиад и СССР, майор Советской Армии, прославленный форвард знаменитой армейской команды, левый крайний легендарной тройки, в которой играл вместе с Борисом Михайловым и Владимиром Петровым.

Наверное, судьба предопределила ему смерть на дороге. Он уже побывал пятью годами раньше в тяжелой автокатастрофе, после которой врачи единодушно вынесли суровый приговор: коньки на гвоздик. Помощь товарищей, стальная воля вернули Харламова на лед. Он был отличным водителем, но после той катастрофы иногда доверял жене Ирине руль – не хотел искушать судьбу. И вот она все-таки настигла его на семьдесят третьем километре Ленинградского шоссе, по которому он возвращался с женой и ее двоюродным братом – молодым человеком, только отслужившим в армии, мужем и отцом, – с дачи.

…С тревожно и печально взывающей сиреной подъехали «Скорая помощь», машина ГАИ. Еще раз покачав головами и вздохнув, шоферы пошли к своим машинам. В спортивной редакции ТАСС, на телевидении, в редакции «Советского спорта» стали раздаваться звонки: «Правда, что…» Один из авторов этой книги – хоккейный обозреватель ТАСС – тут же позвонил дежурному ГАИ по Московской области. Тот тяжело вздохнул и подтвердил: к несчастью, правда. Погиб. А потом, рассказав о катастрофе, спросил:

– Не знаете, когда и где панихида и похороны? Сообщение телеграфного агентства пошло по свету.

Все мировые агентства и многие национальные тут же передали его, сначала кратко: «Как сообщил ТАСС, в автокатастрофе под Москвой сегодня утром погиб знаменитый хоккеист Валерий Харламов и его жена. У них остались двое маленьких детей – сын и дочь».

Потом пошли подробности.

Хоккеисты сборной СССР узнали о трагедии, будучи в Канаде, в далеком Виннипеге. Вначале никто не поверил: ведь расстались с Валеркой только-только. Прощаясь с ними, он улыбался лукаво, подмигивал: смелее, мол, все будет хорошо. Да нет, не может того быть, утка какая-то. Мало ли глупых выдумок рождается вокруг знаменитостей спорта, эстрады, кино. Они прямо обрастают ими, как днище корабля ракушками. Руководитель делегации Б. Майоров в конце концов дозвонился до Москвы.

– Что это тут плетут о Харламове? – спросил он, и по тому, как сразу побледнел и обмяк он, хоккеисты, стоявшие рядом, догадались об ответе.

А канадское телевидение уже без конца посылало в эфир пленки матчей с участием Валерия Харламова. Репортеры успели провести интервью. «С мистера Харламова, когда он был на льду, – отмечал вратарь «Монреаль Канадиенс» и сборной Канады Кен Драйден,- нельзя было спускать глаз ни на секунду. Я понял это после первой же встречи осенью семьдесят второго года, когда он забил мне два гола. Он бросал шайбу сильно, точно и, что опаснее всего, часто неожиданно».

Ульф Стернер, много лет бывший одним из лучших форвардов шведского и мирового хоккея, сказал: «Харламов был бриллиантом нашей игры. Какой рывок с места, какой дриблинг, пас, броски – все в идеале! А ведь еще было мужество, смелость!»

Авторы этой книги, спортивный журналист и писатель, долгие годы были поклонниками выдающегося нашего хоккеиста. Мы любили его игру – яркую, самобытную, веселую и его самого, человека обаятельного, сумевшего сохранить естественность и скромность в эпицентре такой славы, которая редко выпадает даже на долю знаменитых спортсменов, людей, сплошь и рядом популярностью не обделенных.

Один из нас по роду работы хорошо был знаком с Валерием. Другой – чаще видел его с трибун стадионов и на экране телевизора. Как и любой болельщик, «трибунный» автор этой книги постоянно терзал автора, вхожего в закрытое для непосвященного хоккейное общество, бесконечными расспросами: а правда, что… а почему он в прошлый раз… неужели его не берут… И так далее. «Хоккейный» автор терпеливо пытался утолить ненасытное болелыцицкое любопытство товарища.

– Послушай, – как-то буркнул он, – ты уже скоро будешь знать хоккейную летопись лучше, чем я. Может, ты и писать начнешь о хоккее?

– Разве что с тобой, – отшутился второй.

Мы тогда меньше всего думали, что снова вернемся к этому разговору, но уже при других обстоятельствах.

…31 августа, в день похорон, мы оба стояли во Дворце тяжелой атлетики ЦСКА, где шла гражданская панихида. Журналист поглядывал на часы. Самолет, на котором он должен был вместе с еще несколькими спортивными комментаторами отправиться в Канаду освещать игры на Кубок Канады, вылетал из Шереметьева через два часа, но он не мог не прийти попрощаться с человеком, с которым был знаком более десяти лет, которого любил, которым восхищался.

Мы стояли среди тысяч опечаленных людей, слушали слова прощания и думали (потом мы выяснили, что оба подумали об этом одновременно), что было бы обидно и несправедливо, если для новых поколений любителей хоккея имя Валерия Харламова стало бы всего-навсего строчкой в летописи этого вида спорта. Конечно, фанатики статистики всегда смогут узнать, сколько результативных передач он сделал тогда-то и тогда-то, сколько забил голов и сколько отсидел на скамье штрафников. Но что скажут газетные отчеты о лукавой улыбке этого невысокого черноволосого человека? В каких статистических выкладках найдут они описание его фантастического дриблинга, о котором Всеволод Бобров говорил: «…Особенно Харламов досаждал защитникам своей потрясающей обводкой. Буквально на «пятачке» он мог обыграть одного или «раскрутить» двух, а то и трех соперников. Валерий играл на очень высоких скоростях, был исключительно крепок физически, но главное все-таки, что его делало мастером хоккея с шайбой номер один своего времени: ему достаточно было крохотного пространства, чтобы обыграть соперника или соперников. Он использовал скорость в начале или в конце обводки, но мог обыграть соперника или, повторяю, соперников, и практически стоя на месте, лишь поводя плечами, перебирая ногами, покачивая корпусом, головой, а порой лишь подмигиванием или улыбкой. Он не только мастер хоккея, но большущий артист игры.

Харламов как дамоклов меч всегда занесен над воротами соперников, всегда готов броситься вперед, чтобы забросить шайбу или создать голевую ситуацию партнерам».

Что могли рассказать им спортивные комментарии в коротких газетных столбцах о доброте и щедрости Харламова? О том, например, как праздновал он свой день рождения на борту самолета, возвращаясь из Северной Америки на Родину после победной суперсерии-76. С каким изумлением смотрели игроки поскупее, когда Валерий перечислял стюардессе, что именно заказывает он для товарищей?

– А может быть… – нерешительно сказал один из нас тогда во Дворце тяжелой атлетики ЦСКА.

– Мы просто должны это сделать, – ответил второй, ибо понял, что хочет сказать его товарищ. – В память о великом игроке, в знак нашей любви и уважения к нему.

Так родилась эта книга. Два человека, думающих поразному, не могут написать одну книгу. Мы воспринимали Харламова одинаково. Поэтому мы решили пользоваться в ней лишь одним местоимением «мы», хотя, может быть, какой-то разговор с хоккеистом или его близким вел один из нас, а какой-то – мы вдвоем.

Эта книга строго документальна. Она построена на множестве бесед с самим Харламовым, его родными, товарищами, коллегами. И если мы где-то и позволили себе домыслить, что именно думал, чувствовал и переживал Валерий в какой-то момент, то домысел этот покоится на нашей твердой уверенности, что он мог или даже должен был думать, чувствовать, переживать в этот момент именно так или почти так.

У Харламова, помимо чисто хоккейного таланта, был талант обаяния, его очень любили. В ЦСКА и сборной СССР никто не берет Харламовский № 17. Он навечно за ним! И нам, когда мы писали эту книгу, не приходилось никого уговаривать поделиться своими воспоминаниями, все делали это охотно. И авторы им благодарны за это.