"Елизавета Дворецкая. Щит побережья ("Корабль во фьорде" #3) " - читать интересную книгу автора

новые дороги. Тонким женским чувством Хельга угадывала, что их детская
дружба с Брендольвом может развиться во что-то большее, и наполняло сердце
глубокой, искрящейся, многогранной радостью.
Но если он так изменился, то и для нее самой тоже прошли четыре года!
Как проснувшись, Хельга и в себе самой заметила перемены. Раньше у нее не
было будущего, потому что она о нем не задумывалась; один день переходил в
другой такой же и Хельга не ждала перемен. А теперь она их ждала, и тихий,
глупый и такой сладкий восторг неприметно кипел в ней, как крошечный
родничок под камнем.
Чтобы время бежало побыстрее, Хельга с раннего утра принимала
деятельное участие в подготовке к пиру; ей хотелось делать десять дел разом,
но не хватало терпения довести до конца хотя бы одно. То она гремела котлами
среди служанок на кухне, то волокла из сундуков дорогие ковры, которыми
покрывали стены в дни самых больших праздников; развернув ковер, она
принималась с увлечением рассматривать вытканные на нем подвиги Сигурда или
повесть о создании мира, позабыв, что ковер-то надо вешать на стену.
Приезжали гости, и Хельга бежала встречать; она обожала гостей, и чем больше
народу собиралось в усадьбе, тем веселее ей было. Она всех расспрашивала о
новостях, задавала вопросы и тут же забывала ответы, но никто на нее не
обижался, потому что она так искренне радовалась людям, что даже бедные
бонды чувствовали себя уважаемыми и желанными гостями. Маленькая и хрупкая,
она ухитрялась заполнить собой, своим голосом и смехом всю огромную усадьбу.
- Пахнет весной! - ликующе кричала она, в полдень выйдя зачем-то во
двор и тут же забыв зачем, увлеченная и опьяненная блеском чистого зимнего
солнца. - Даг! Где ты! Сольвёр, бабушка! Эйк, иди послушай... то есть
понюхай! Я вам говорю - пахнет весной!
Домочадцы только посмеивались, продолжая суетиться по своим делам. А
Хельга блаженно зажмурилась, сбросила с головы капюшон, подставила лицо
мягкому, нежаркому солнечному лучу. Должно быть, на углу дома солнце
чуть-чуть прогрело землю, и Хельга улавливала слабый, тонкий, но такой
восхитительный запах талой воды и мокрой земли. Этот запах дарит сразу так
много: закрой глаза - и увидишь весну во всем ее широком блеске,
ослепительное солнце, прозрачные ручьи с пестрыми камешками, голубое небо в
лужах, черный, изъеденный, умирающий лед, готовый выпустить на волю живую,
дышащую землю, первые влажные ростки, которые тем и хороши, что обещают
впереди расцвет... В воображении все это было так близко, что Хельга даже
удивилась, когда открыла глаза и увидела широкие пятна белого снега на горах
за фьордом, блестящий уверенно и гордо. Низкое солнце вот-вот спрячется -
еще только йоль, до весны еще долгие месяцы...
Но в сердце Хельги весна уже дышала и пела. В округе про нее говорили,
что она, наверное, из рода альвов. Хельге нравились такие слова, но она
только смеялась и не верила: как же она, дочь Хельги хёвдинга, может
оказаться из рода альвов? Ее не принесло морем в золоченом щите вместо
колыбели, ее не нашли, новорожденной, возле ручья у корней ясеня, ее не
оставила неизвестная женщина, зашедшая переночевать. Она родилась здесь, в
этом доме, и ее отец, ее мать, их предки во многих поколениях были хорошо
известны на восточном побережье. И даже при ее рождении никто не заметил,
чтобы вошедшие норны спряли золотую нить и привязали ее к палатам луны*.
"Просто не умели как следует смотреть! - говорил корабельный мастер Эгиль
Угрюмый. - Уж я бы не проглядел, окажись я тогда здесь! Тебе, Хельга, как