"Елизавета Дворецкая. Щит побережья ("Корабль во фьорде" #3) " - читать интересную книгу автора

зарево пожара над лесом, лица тех, кто теперь умер, лица тех, кто не пустил
их ночевать, и опять того тролля, который посмотрел на нее, как на свою...
- Надо уходить отсюда! - повторила она, слыша, что голос стал ломким и
гнусавым от слез в горле, но уже не стыдясь их и не стараясь скрыть. - Я
боюсь.
- Здешние люди тоже боятся, - спокойно ответил Вальгард. - Должно быть,
они и меня приняли за тролля, тогда, с лошадью. И тебя приняли за тролля.
Так что нам нечего бояться. А настоящий тролль ко мне не подойдет. Он сам
меня боится.
Вальгард посмотрел в угол возле двери, где сложил свое оружие. Отблеск
с очага выхватил из тьмы край красного щита. В Перекрестке было принято, что
в гриднице щиты вешались над местами их хозяев, и потому щиты Орма (красный
с желтой поперечной полосой) и Виднира (бурый с синим кругом возле умбона)
нередко летали туда-сюда, опрокидывая посуду со столов. "Луна и солнце делят
место на небе!" - смеялись домочадцы. "Да уйми ты своих медведей!" -
визгливо взывала к мужу Брюнхильд хозяйка, а он только хохотал в ответ. Не
зря ей досталось имя валькирии... Этого больше нет и не будет никогда...
- Надо уходить отсюда, - повторила Атла. И сама знала, что идти некуда.
- От своего страха не убежишь, как от самого себя, - заметил Вальгард и
снова улегся на охапку еловых лап, покрытых плащом. Для него это место было
достаточно удобным. - Хочешь быть смелым - будь. Гони прочь страх, а нам
самим можно остаться и здесь. Здесь совсем не плохое место. Мы видели
гораздо хуже. Или ты все забыла? А идти дальше - куда? Впереди только море.
Еда у нас еще есть... Ты что-то принесла?
Атла посмотрела на брюкву и скривила губы. Но усмешки не получилось. Ее
раздирали два противоречивых чувства: хотелось немедленно бежать прочь
отсюда, но в то же время казалось, что на всей земле ей нет места.
Этой зимой жители Хравнефьорда не испытывали недостатка в новостях. На
праздничных пирах, которые с приходом йоля зашумели на каждой мало-мальски
уважающей себя усадьбе, увлекательные беседы не смолкали день и ночь.
Угощений тоже пока хватало, так что подданные Хельги хёвдинга могли считать
себя самыми удачливыми людьми на всем Квиттинге.
Хельга Ручеек чувствовала себя совсем счастливой. Чувства счастья и
радости были нередкими гостями в ее душе, но сейчас она точно знала, чему
радуется (по крайней мере, думала, будто знает). На йоль ожидался в гости
Гудмод Горячий со всеми домочадцами, и она с нетерпением ждала новой встречи
с Брендольвом. Они с ним и раньше были дружны, Хельга привыкла к нему, как к
брату, и скучала, когда он уехал. Повзрослевший и изменившийся, он после
возвращения вызвал у нее не меньше любопытства, чем радости. От них уехал
семнадцатилетний подросток, в котором она видела товарища по играм, а
вернулся взрослый мужчина с бородой! Брендольв раздался в плечах, и голос у
него стал ниже, гуще. Только когда он смеялся, в нем прорывалась прежняя
искренняя звонкость, и Хельга узнавала прежнего Брендольва, но не упускала
из виду и нового - короче, их стало как бы два! Все это было так занятно и
восхитительно, что Хельге хотелось смеяться, и она смеялась, и домочадцы
улыбались ей, не зная о причине веселья. При мысли о Брендольве Хельга
чувствовала, что ей преподнесен изумительный подарок, что в ее жизни
появилось что-то свежее, что-то такое, что все изменит. Ее любили все, она
выросла, окруженная любовью, но сейчас появился человек, способный и готовый
любить ее как-то по-иному, чья любовь могла дать ее жизни какие-то иные,