"Лев Константинович Дуров. Грешные записки " - читать интересную книгу автора

Витек очень любил поговорить со мной. Я понимал, что ему нужен
слушатель, который бы смог разделить с ним его боли и печали и не посмеялся
бы над ними. Я был как раз таким слушателем.
Витек не переставал говорить о своем идиотском ранении, о Фириной
жалости, о невероятной по тем, а может, и по сегодняшним временам операции.
И очень волновался: как все будет, когда заживут его интимные раны. Однажды
Витек сказал, что его собираются выписывать, но хрен-то он тронется с места,
пока не убедится, что все у него в порядке. Я толком не соображал, о каком
порядке идет речь, но понимал, что для Витька это важнее жизни.
- А нет - застрелюсь к едрене-фене, - шептал он мне на ухо. - Чтоб я к
Вере говном явился?! "Вальтер" у меня в клумбе закопан.
Тогда у многих в госпитале было оружие. Его приматывали бинтами под
кальсоны. Я первый по разговорам и слухам узнавал, когда будет "шмон", и
всех предупреждал. Они быстро отбинтовывали свои "ТТ", "браунинги",
"вальтеры", и я их в охапке, как дрова, уносил в сад и закапывал под
яблоней. У меня там был тайник. А Витек свой "вальтер" закопал сам, и я
знал, что он точно застрелится, если не будет "порядка".
И вот как-то Витек отозвал меня в сторону и сказал, что Фира сама
предложила ему убедиться, что не зря она возилась с ним целых три с
половиной часа.
- Я, говорит, - шептал мне Витек, - сама его вернула к жизни, сама и
опробую. Договорился я с Фирой. Понял? Завтра, говорит, садись в общую
очередь на прием и жди вызова. Во дает Фира!
Фира Израилевна была огромной и красивой. Этакая огненно-рыжая
валькирия. Как говорили о ней раненые, сначала в палату минут пять Фирина
грудь входит, а уж потом она сама. Фира не стеснялась в выражениях. Говорила
громко и гулко. Хирургом она была потрясающим.
О чем она тогда с Витьком договорилась, я опять же толком не понял, но
чувствовал, что это очень важно для него и что это - тайна для всех. Только
мне доверил свою тайну Витек, и я должен держать язык за зубами.
На следующий день я с трудом досидел в школе последний урок. В
госпиталь бежал бегом. Поскорее хотелось узнать, как дела у моего. Очень мне
не хотелось, чтобы он застрелился.
В госпитале творилось что-то странное. Врачи бегали по коридорам и
орали на раненых:
- Прекратите ржать, немедленно прекратите ржать!
- Пожалейте хоть сами себя! Швы у вас, у идиотов, разойдутся! Черт бы
вас побрал!
Громче всех грохотала Фира:
- Молчать! Палец им покажи, коблам! Я вас заново сшивать не
собираюсь. - Но сама, не выдержав, закатилась в припадке хохота: - Ох, вот
дура! На свою голову... Ох! Ох! - И, схватившись за живот, убежала к себе.
- Иди к своему - он там зубами всю подушку порвал, - сказал мне
кто-то. - Ну, Фира! - И, лязгнув золотыми зубами, взвыл по-собачьи, замахал,
как ребенок, руками. - Не могу! - И скрылся в сортире.
Я вошел в палату. На кровати сидел серый Витька.
- Ты что, Витек?
- Пойдем, - сказал он. - Давай лучше в окно, а то они опять начнут...
Мы вылезли в сад, сели на траву.
- Понимаешь, Швейк, я сделал, как уговорились. Сел со всеми в коридоре.