"Лев Константинович Дуров. Грешные записки " - читать интересную книгу автора

Увидеть и услышать от него, каков он есть. Нигде так не раскрывается
человек, как в больнице...
В больнице открывается перед человеком конечная перспектива его жизни -
смерть. Все здесь напоминает ему о ней, как бы ни старались его отвлечь
цветками в горшках, - сама больница, запахи ее, носилки, коляски, иголки,
шприцы. Все, кроме самих врачей, тут иное, чем там, на воле...
Каждый больной хочет узнать от врача всю правду про свою болезнь и, как
у кукушки в лесу, спрашивает, сколько осталось, сколько осталось...
Грядущая смерть вызывает в человеке самое сильное ощущение бытия,
устраивает ему встречу с самим собой, с совестью, со всей прожитой жизнью.
Приходит ощущение твоей временности, неизбежности конца. Потому-то она и
страшна, смерть, что вызывает в тебе прожитую жизнь как жизнь умершего. И
переиграть ее заново нельзя..."

Евгений Алексеевич написал эти строки о людях с "прожитой жизнью". А
что если эта жизнь обрывается на взлете, когда ты не успел еще воспарить,
чтобы оглядеть хотя бы тот мир, который можно охватить взглядом? Смерть
страшна в любом возрасте и все же...
Я уже упоминал, что рядом с нами находился гарнизонный госпиталь, тот
самый, на котором было написано "Военная гошпиталь". Так вот мы, местные
пацаны, ходили туда, чтобы хоть как-то, в меру своих возможностей, если не
утешить страждущих, то хотя бы отвлечь их от горестных мыслей. Читали им
книжки, пели и плясали перед ними - кто на что был способен. У нас среди
раненых, несмотря на разницу лет, были настоящие друзья, которые делились с
нами самым сокровенным, изливали перед нами душу.
Ванечка душу не изливал. Несчастье его было так велико, что для его
выражения слов уже не хватало - оставалась лишь протяжная, выматывающая душу
мольба о смерти.


Грустный рассказ

Ванечка лежал в третьей, "тяжелой" палате. Он был "самоваром". Это
когда человек остается без рук и без ног - обрубок.
До войны Ванечка работал трактористом. Войну начал танкистом. На
Курской был тяжело ранен и после госпиталя попал в пехоту. А уж из пехоты -
в "самовары". В бою под Киевом, где клокочущей кашей перемешались земля и
люди, железо и огонь, шел Ванечка в очередную остервенелую атаку и наступил
на немецкую мину. Вынесли его из боя, как обсученное бревно из леса. Жена от
него отказалась. Так и написала: зачем ей, молодой и здоровой, обрубок? У
нее вся жизнь впереди. Пострадал, мол, за Родину, вот пусть она о нем и
позаботится. Это нам рассказывала санитарка тетя Паша, а уж она-то знала
все.
Конечно, Ванечке это письмо супруги не зачитывали, а просто объяснили,
что, мол, ищем твою жену. Уехала куда-то в эвакуацию, а куда - и соседи не
знают. Вот, мол, кончится война и приедет за тобой твоя Клавочка.
А Ванечка все понимал и молил об одном - о смерти своей. И молитва его
звучала по-былинному распевно, но с такой горькой тоской и печалью, что
реветь хотелось: