"Александр Дюма. Предсказание (Собрание сочинений, Том 37) " - читать интересную книгу автора

Толпа, которая на наших глазах отправилась с площади Сент-Женевьев,
проследовала по улице Сен-Жак, громко высказала перед Шатле свое неодобрение
тюрьме и вступила на улицу Сен-Дени, между одиннадцатью часами и половиной
двенадцатого добралась до усыпальницы королей, после чего, точно так же как
овцы, очутившиеся на лугу и представленные сами себе, школяры, избавившись
от надзора своих наставников, разбрелись: одни по полям, другие по городу, а
прочие по берегу Сены.
Следует признаться, для беззаботных сердец (такие бывают, хотя и редко)
это было великолепным зрелищем: тут и там в радиусе целого льё попадались то
на солнышке, то на траве у речного обрыва новоиспеченные школяры двадцати
лет, лежавшие у ног прекрасных девушек в атласных красных корсетах, с
атласно-розовыми щечками и атласно-белой шеей.
Взору Боккаччо следовало бы пронзить лазурный ковер небес и любовно
разглядеть этот гигантский "Декамерон".
Первая часть дня прошла довольно спокойно: люди пили, когда было жарко,
ели, когда хотелось есть, кто сидел, кто лежал. Затем беседы становились все
жарче, головы распалялись. Одному Богу известно, какое количество кувшинов
было наполнено вином, осушено, вновь наполнено, вновь осушено и после
очередного раза разбито (осколки их запускались друг в друга).
Итак, к трем часам берег реки покрылся тарелками и кувшинами - одни
оставались целыми, другие были разбиты; чашки наполнялись, а бутылки
опустошались; парочки обнимались и перекатывались на траву; мужья принимали
посторонних женщин за своих жен; жены принимали своих возлюбленных за
мужей, - так вот, берег реки, зеленый, прохладный, только что сверкавший
подобно деревне на берегу Арно, сейчас походил на один из пейзажей Тенирса,
служащий фоном для фламандской кермессы.
Внезапно раздался громкий крик:
- В воду! В воду!
Все вскочили; крики становились все громче:
- В воду еретика! В воду протестанта! В воду гугенота! В воду
безбожника! В воду! В воду! В воду!
- Что случилось? - воскликнуло двадцать голосов, сто голосов, тысяча
голосов.
- Он богохульствует! Сомневается в Провидении! Заявляет, что пойдет
дождь!..
И именно это обвинение, самое невинное, на первый взгляд, произвело
наибольшее воздействие на толпу. Люди развлекались, и они разъярились от
того, что их пугают грозой; на них были воскресные одежды, и они разъярились
от того, что их воскресные одежды могут быть попорчены дождем. Как только
толпа услышала, в чем дело, бранные выкрики возобновились с новой силой. Все
стали собираться у того места, откуда раздавались отчаянные вопли, и
мало-помалу оно было окружено столь плотно, что даже ветер не смог бы
преодолеть такую преграду.
Посреди этой группы, почти что сдавленный ею, отбивался от толпы
молодой человек лет двадцати, в ком легко было узнать переодетого школяра; с
бледным лицом, с побелевшими губами и со сжатыми кулаками, он, казалось,
ожидал, когда самые наглые из нападающих, не довольствуясь криком, сделают
попытку ударить его, - тогда он свалит с ног тех из них, кто окажется рядом,
при помощи двух могучих орудий, какими были его стиснутые кулаки.
Это был высокий, худощавый, светловолосый молодой человек со впалыми