"Александр Дюма. Парижские могикане (Части 1 и 2) " - читать интересную книгу автора

по мановению волшебной палочки, зовущейся Промышленностью; все они состояли
в свите королев торговли, именуемых железными дорогами, ведущими на Лион,
Страсбур, Брюссель и Гавр.
А через пятьдесят лет Париж захватит все пустующее ныне пространство
между пригородами и городскими укреплениями, и тогда старые пригороды
сольются с Парижем, а новые расползутся через все проемы в огромной
крепостной стене.
Итак, мы с вами видели, как выглядел Париж в 1827 году. Каковы же были
нравы парижан?
Вот уже два года у власти стоял Карл X; пять лет г-н де Виллель был
председателем Совета министров; наконец, в течение трех последних лет г-н
Делаво замещал г-на Англеса, не на шутку скомпрометированного в деле Мобрёя.
Король Карл X отличался терпимостью; он был по натуре слабый и в то же
время очень порядочный человек; он не противился тому, что вокруг него
продолжали расти две партии (представители их полагали, что укрепляют
королевскую власть, в действительности же они вскоре опрокинут трон): партия
крайних и партия священников.
Господин де Виллель был не столько политиком, сколько биржевиком: он
умело перемещал общественные деньги, манипулировал ими, извлекал из них
выгоду - но и только. При том он оказался честным человеком: пять лет
ворочал миллиардами, но, когда ему пришлось покинуть министерское кресло,
остался таким же нищим, каким вступил в должность.
Господин Делаво сам по себе ничего не стоил; он был всецело предан не
королю, а двуличной партии, действовавшей от его имени; его заведующий
персоналом требовал от служащих и даже от тайных агентов представить
свидетельство об отпущении грехов; осведомителя принимали на службу лишь в
том случае, если он исповедовался не позднее чем за две недели до
поступления.
При дворе царило уныние; его лишь отчасти оживляли молодость герцогини
Беррийской, ее потребность в развлечениях, а также присущий ей артистизм.
Аристократия была обеспокоена и разобщена; одни стремились сохранить
полулиберальные традиции Людовика XVIII и утверждали, что будущее
спокойствие возможно при условии мудрого разделения власти между тремя
опорами государства - королем, Палатой пэров, Палатой депутатов; другие во
что бы то ни стало стремились вернуться в прошлое, связав 1827 год с годом
1788-м, отрицали Революцию, отрицали Бонапарта, отрицали Наполеона и
полагали, что не нуждаются ни в какой опоре, кроме той, которую признавали
их предки Людовик IX и Людовик XIV, - божественного права.
Буржуазия была тем, что она собой представляет во все времена:
сторонница порядка, защитница мира; она страстно желала изменений и в то же
время трепетала при мысли о них; она выступала против национальной гвардии,
против докучной необходимости нести службу, но пришла в ярость, когда в 1828
году национальная гвардия была распущена. Все та же буржуазия следовала за
траурным кортежем на похоронах генерала Фуа, принимала сторону Грегуара и
Манюэля, подписывалась на издания Туке и раскупала миллионами табакерки с
Хартией.
Народ состоял в открытой оппозиции, не очень ясно представляя, на чьей
он стороне: бонапартистов или республиканцев. Зато он знал наверное, что
Бурбоны вернулись во Францию вслед за англичанами, австрийцами и казаками.
Испытывая ненависть к англичанам, австрийцам и казакам, народ, естественно,