"Александр Дюма. Парижане и провинциалы (Собрание сочинений, Том 55) " - читать интересную книгу автора

взглядом супруги.
Госпожа Атенаис Пелюш, урожденная Крессонье, внушала своему мужу нечто
вроде того боязливого уважения, которое Юнона вызывала у Юпитера.
Мадлен открыл дверь с таким проворством, что зазвенели стекла, и,
размахнувшись, закинул внутрь магазина шляпу; описав параболу, она разбила
колпак масляного светильника, а упав, смяла букет фуксий, который г-жа Пелюш
укладывала в картонную коробку; после подобного приветствия, вполне
уместного в Шомьере и совершенно неподобающего в таком уважаемом магазине,
как "Королева цветов", Мадлен немедленно принялся исполнять возле прилавка
самые выразительные хореографические па из своего репертуара.
Госпожа Пелюш обеими руками закрыла свое красное от стыда лицо.
Господин Пелюш, бледный от гнева, бросился на друга, схватил его в
охапку и, упрекая его в том, что тот запачкал дотоле незапятнанные лепестки
"Королевы цветов", попытался сдержать размашистые движения рук разнузданного
танцора и парализовать беспорядочные взмахи его длинных ног.
Попытки г-на Пелюша унять Мадлена бесславно провалились; будучи выше и
сильнее друга, Мадлен увлек его против воли в этот вихрь и заставил
проделать вместе с ним все эти прыжки, которые должны были немало
заинтересовать вольтижеров из роты Пелюша - те случайно проходили мимо и,
привлеченные шумом и непривычным оживлением в магазине, заглянули в его
дверь, оставшуюся приоткрытой.
Внезапно возбуждение Мадлена прошло и без всякого перехода он
разрыдался, порывисто обнимая своего старого товарища с видом человека,
охваченного глубокой скорбью и жаждущего дружеского участия.
Перед лицом этого неожиданного взрыва горя г-н Пелюш не знал, что и
думать; он уронил руки вдоль тела и с грустью посмотрел на Мадлена,
предположив, что торговца игрушками внезапно поразило безумие и что одно из
множества несчастий, которые он предсказывал тому и которые гнев Божий
держал занесенными над его головой, в конце концов обрушилось на его
приятеля. От этой мысли г-н Пелюш едва не лишился чувств и, не осмеливаясь
ни о чем расспрашивать друга, беспокойно огляделся вокруг, отыскивая
какой-нибудь ориентир среди обуревавших его сомнений, луч света, способный
выявить истину.
Мадлен, словно догадавшись о том, что происходило в уме торговца
цветами, поспешил вывести его из этого замешательства. Рыдая, он поведал
другу, что один из его дядей скончался и что это событие послужило ему
одновременно источником самой горячей радости и самого искреннего горя. Он
добавил, вытирая слезы и улыбаясь, подобно Авроре, сквозь затихающие
рыдания, что покойный дядя сделал его своим единственным наследником; эта
новость доставила торговцу игрушками столь сильное удовлетворение, что у
него не хватило слов и, чтобы передать это чувство должным образом, ему
пришлось прибегнуть к пантомиме.
Подобно Гаргантюа после кончины его супруги Бадбек и рождения его сына
Пантагрюэля, Мадлен продолжал рыдать, рисуя трогательную картину
превосходных качеств усопшего, и хохотать как безумный, перечисляя все
удовольствия, радости и наслаждения, которые виделись ему на горизонте,
когда он думал о шестидесяти тысячах франков, оставленных его дядей; они
должны были помочь ему решить неразрешимую до тех пор материальную и
нравственную проблему: вот почему его глаза одновременно увлажнялись слезами
то томительного горя, то пьянящей радости.