"Александр Дюма. Парижане и провинциалы (Собрание сочинений, Том 55) " - читать интересную книгу автора

подчиненное положение Мадлена необходимым условием для счастья г-на Пелюша.
В тот день, когда, вопреки его предсказаниям, нечто вроде душевной
склонности избавило бывшего торговца игрушками от тиранической любви его
товарища, г-н Пелюш испытал сильный приступ досады; но затем мало-помалу на
смену досаде пришла зависть, и уж это чувство, едва проникнув в сердце
цветочника, полностью поглотило его.
Влияние мелких страстей на мелочные умы не знает предела.
С того самого дня, когда г-н Пелюш увидел возможность с блеском
отплатить Мадлену за свою неудачу, когда с дерзкой уверенностью, которую
дает привычка к успеху, он счел, что ему будет легко взять верх над Мадленом
в той области, где цветочник сам чувствовал себя побежденным, он жил лишь
одним устремлением, одной мыслью - вступить в единоборство, в котором, по
его мнению, ему предстояло одержать блестящую победу.
В пору душевного смятения, последовавшего за его разочарованием, он,
хотя коммерческие дела и потеряли для него свою чарующую притягательность,
по крайней мере делал вид, что занимается ими. Однако, с тех пор как, на его
взгляд, он нашел лекарство от своих тревог, г-н Пелюш даже не старался
скрыть отвращение, возникавшее в нем при виде всего, что напоминало
накладную.
Можно было подумать, что его ружье внушает ему необыкновенную страсть,
нечто похожее на ту, какую Пигмалион испытывал к творению, вышедшему из-под
его резца.
Двадцать раз в день он поднимался в свою спальню.
Войдя, Пелюш останавливался перед комодом, где лежал футляр, вставлял
ключ, поворачивал его в замке и открывал крышку черного дерева с тем
благоговейным почтением, какое индеец проявляет по отношению к ларцу, где
хранится его идол.
В течение часа он, застыв, с восхищением любовался драматической
охотничьей сценой, которая в ажурной резьбе и рельефной чеканке на прикладе
и корпусе ударного механизма ружья представала его взору.
Эта страсть возмещала г-ну Пелюшу отсутствие у него художественного
вкуса, и под влиянием этого нового для него чувства он стал испытывать
восторг, которого эта восхитительная работа была безусловно достойна.
Насытившись радостями созерцания, г-н Пелюш переходил к радостям
действий.
Он по очереди доставал из бархатных отделений части ружья, присоединял
приклад к стволам, ставил ударный механизм - о! и тогда он наслаждался
зрелищем целого, так же как ранее наслаждался видом каждой части.
Затем цветочник упивался звуками, какие издавали пружины курка, когда
он на него нажимал.
И наконец с удалью, выдержанной в лучших традициях гражданского
ополчения, г-н Пелюш вскидывал ружье на плечо, делал несколько шагов по
комнате, глядя на себя в зеркало и восхищаясь своей выправкой, и внезапно,
принимая то же самое зеркало за цель, перебрасывал ружье в левую руку,
прицеливался, сопровождал свои движения возгласом "Паф!" и оборачивался -
настолько его воображение было перевозбуждено и настолько он при этом
забывался, - и оборачивался, повторяем, чтобы насладиться разочарованием
Мадлена.
Разумеется, если бы г-н Пелюш не закрывал тщательнейшим образом все
задвижки и засовы на дверях, прежде чем изобразить свое будущее в этом