"Александр Дюма. Графиня де Шарни (Том I)" - читать интересную книгу автора

места на предплечье, где из-под засученного рукава вырисовывались мощные
мускулы, можно было заметить, что кожа на них была нежной, тонкой, почти
аристократической.
Он стоял в дверях кабачка у Севрского моста, а рядом с ним, на
расстоянии вытянутой руки, находилось двуствольное ружье, богато
инкрустированное золотом; на его стволе можно было прочесть имя оружейника
Леклера, входившего в моду в аристократической среде парижских охотников.
Возможно, нас спросят, как такое дорогое оружие оказалось в руках
простого мастерового. На это мы можем ответить так: в дни восстания, - а
нам, слава Богу, довелось явиться их свидетелями, - самое дорогое оружие
не всегда оказывается в самых белых руках.
Этот человек около часу назад прибыл из Версаля и отлично знал, что
там произошло, ибо на вопросы трактирщика, подавшего ему бутылку вина, к
которой он даже не притронулся, он отвечал:
Что королева отправилась в Париж вместе с королем и дофином;
Что они тронулись в путь около полудня;
Что они, наконец, решились остановиться во дворце Тюильри и, значит,
в будущем в Париже больше не будет перебоев с хлебом, так как теперь здесь
поселятся и Булочник, и его жена, и их Подмастерье;
И что сам он ждет, когда проследует кортеж.
Это последнее утверждение могло быть верным, однако нетрудно было
заметить, что взгляд ремесленника с большим любопытством поворачивался в
сторону Парижа, нежели в сторону Версаля; это обстоятельство позволяло
предположить, что он не считал себя обязанным давать подробный отчет
достойному трактирщику, задавшему этот вопрос.
Впрочем, спустя несколько минут его внимание было вознаграждено: в
конце улицы показался человек, одетый почти так же, как он сам, и,
по-видимому, занимавшийся сходным ремеслом.
Человек этот шагал тяжело, как путник, за плечами которого долгая
дорога.
По мере того, как он приближался, становилось возможным разглядеть
его лицо и определить его возраст.
Лет ему, должно быть, было столько же, сколько и незнакомцу, то есть
можно было смело утверждать, что ему, как говорят в народе, давно
перевалило за сорок.
Судя по лицу, это был простой человек с низменными наклонностями и
грубыми чувствами.
Незнакомец с любопытством его рассматривал; при этом на лице у него
появилось какое-то непонятное выражение, словно одним взглядом он хотел бы
оценить, на что дурное и порочное способен этот человек.
Когда мастеровой, подходивший со стороны Парижа, оказался всего в
двадцати шагах от человека, стоявшего в дверях, тот зашел в дом, налил в
стакан вина и, вернувшись к двери, приподнял стакан и окликнул путника:
- Эй, приятель! На дворе холодно, а путь неблизкий; не выпить ли по
стаканчику вина, чтобы согреться?
Шагавший из Парижа ремесленник огляделся, словно желая убедиться в
том, что приглашение относилось к нему.
- Вы со мной говорите? - спросил он.
- С кем же, по-вашему, я мог разговаривать, если вы один?
- И вы мне предлагаете стакан вина?