"Эдгар Дубровский. Холодное лето пятьдесят третьего (рассказ для кино) " - читать интересную книгу автора

Во дворе, в трех шагах от калитки, стояла черноглазая старуха. Ждала,
не желая тревожить хозяина, если он еще не встал.
- Что ей надо? - прошептал Крюк.
- Обещал керосина налить, - тихо ответил Зотов, у которого появилась
некоторая надежда на другой исход дела.
Старуха терпеливо ждала. Зотов вышел на крыльцо, кивнул ей, прошел в
сарай, прикрыл за собой дверь и - засуетился: выхватил из кармана огрызок
химического карандаша, быстро огляделся, ища бумагу, вспомнил про портрет
Берии, достал его, послюнил карандаш, крупно написал: "В доме банда. Шесть.
С оружием". Зотов сложил бумажку в несколько раз, схватил бутылку с
керосином, макнул дно в бочонок с дегтем и плотно прижал бумажку к дну
бутылки.
Уже неторопливо вышел он из сарая, покосился на открытое окно. Из-за
занавески Крюк следит, будет ловить каждое слово, жест, заподозрит - тут же
выскочат, и старуху придушат, и...
- Зайди по дороге к Манкову, - раздельно и громко, как ему приказали,
сказал Зотов. - Покажи ему, вот, керосин, мол, брала у меня. Так?
Он сверлил ее взглядом. Она кивнула, не понимая главной его заботы.
- Скажи ему: пусть придет, дело срочное для него есть.
- Ага, зайду, зайду! - она суетливо взяла бутылку. - Спасибо тебе, век
не забуду.
Старуха вышла за калитку.
- Да не махай ты бутылкой, неси нормально! - процедил он.
- А! - Она повела плечом. - Не пролью.
Зотов вернулся в дом. Крюк пристально смотрел на него. Зотов взгляд
выдержал.
- Может и не прийти, - сказал он. - Я ему не начальник.
- Не придет, значит плохо позвал, - сощурился Муха.
- Старуха к менту зашла, - доложил с чердака Витя.
В комнате стало тихо, только Шуруп вдруг засвистел "Мурку", но тут же
смолк под взглядом Крюка.

Лузга проснулся на ветхом брезенте в предбаннике бани, стоявшей дальше
остальных, у самого впадения ручья в реку. Потянулся, стал на четвереньки и
выполз на свет.
Река дымилась. Солнце еще не поднялось над тайгой.
Лузга выпрямился, сел на скамью и откинулся на стену бани, далеко
вытянув ноги.

Манков, в галифе и майке, вышел из нежилой избы, которую занимал,
наезжая в деревню, повозился с калиткой - она косо висела, петля отошла, и
пошел к фактории. На полдороге взгляд его привлек какой-то пестрый комок на
тропе. Он присел на корточки и развернул измазанный дегтем портрет. Хмыкнул
Манков весело, не перевернул бумажку, не осмотрел, отбросил в сторону и
выпрямился. Оглянись он сейчас, он бы увидел надпись! Но он не оглянулся.
Пошел к фактории, насвистывая.
У них все было рассчитано. Но когда Манков, войдя, задержался у калитки
и стал двигать ухоженной дверцей, сравнивая ее со своей, у Шурупа не
выдержали нервы: распахнув дверь сарая, он выставил руку с обрезом
двустволки и, не целясь, выпалил в сторону Манкова, который секундой раньше