"Евгений Пантелеевич Дубровин. Грибы на асфальте (Повесть сатирическая с лирическим уклоном)" - читать интересную книгу автораувесистый мешок сняли. Ну, я, разумеется, не стал ждать, когда с
полковницей об морок случится при виде моей физии, взял и выскочил из шкафа. Кобзиков замолчал, очевидно переживая снова подробности приключения, потом подытожил: - А все из-за проклятого гуся, чтоб ему на том свете не перевариться! Эх, все бы, кажись, отдал сейчас за одну только лапку - знаешь, вся в желтом жиру, а на боку срез, к которому укроп прилип. Постой, когда я в последний раз битую птицу ел? На свадьбе какой-то, года два назад. Вацлав задумался. Я тоже стал припоминать, когда ел гусей, и в желудке у меня засосало. - Послушай, а ты любишь вареники в сметане? Но только чтобы из тонкого теста и со сливочным маслом. И чтобы сметана густая. Шлепнешь его, гада, в миску, перевернешь - и в рот. Такое блаженство! - Я бы их съел без сметаны, - проворчал Вацлав. - А еще я знаешь что люблю? Беляши! - Какие еще беляши? - Как? - изумился я. - Ты не слыхал про беляши? Несчастный! Это же мечта! Колодец в пусты не! Благоухание роз! Защищенный диплом! Я принялся описывать достоинства неизвестного Вацлаву лакомства. Под конец я увлекся и попытался воспроизвести шипение беляшей на сковородке. Кобзиков застонал: - Не могу! Разбужу Ивана-да-Марью. Иван, девятнадцатилетний юнец со смазливой физиономией и черными пижонскими усиками, работал на заводе после окончания ремесленного училища. презирал. Особенно Иван возгордился после того, как у него родилась дочка. Новоиспеченный отец без конца таскал ее с места на место. При встрече с кем-нибудь из нас Иван обычно хватался за пуговицу и начинал разглагольствовать о счастье отцовства, преимуществах семейной жизни над холостяцкой и о супружеской верности, употребляя при этом такие сильные выражения, как: "жена - друг", "ты не представляешь, какое это великое счастье - иметь ребенка", "семья - это большая ответственность". В общем Иван был человеком конченым, и только в одном мы завидовали ему: он ел три раза в день. Он ел все: украинские борщи с бараниной и котлеты с разваренной картошкой, все существующие супы, начиная от примитивного картофельного и кончая царем супов - харчо, жареную рыбу, сибирские пельмени, блинчики с мясом и еще многое такое, о чем мы никогда не слышали. У его жены Марьи был просто талант в этом отношении. Когда она, толстая, краснощекая, металась по двору, гремя кастрюлями, то можно было подумать, что приготовление пищи для Ивана - дело ее жизни или смерти. Прошлепав к дверям молодоженов, Кобзиков зашипел в замочную скважину: - Иван... Ивашек... проснись... Иван! Дело есть! Прошло минут пятнадцать, прежде чем раздался недовольный басок: Ну, чего там приключилось, ядрена палка? Ивашек, выбрось сожрать чего-нибудь, - зашептал Кобзиков. - С утра ни буханочки во рту не было. За дверью послышались сонные голоса: "Где?..", "Под столом... хлеб в шкафу"; потом, очевидно, Вацлаву что-то сунули в руки, потому что в желудке у ветврача заурчало совсем громко. |
|
|