"Николай Иванович Дубов. На краю земли (повесть) " - читать интересную книгу автора

пробраться. На что Захар Васильевич ходок, и тот туда не ходит. Еще дальше
находятся гольцы*, а в погожий день далеко-далеко виднеются белки**.
______________
* Гольцы - оголенные скалистые вершины.
** Белки - покрытые снегом горы.

Заложена деревня в..."
Вот тут и начались затруднения. Основание деревни относилось, конечно,
к древней истории, но никаких древностей мне не удалось обнаружить. Самой
древней была бабка Луша - она уже почти ничего не видела, не слышала и даже
не знала, сколько ей лет: "Года мои немеряные. Кто их считал! Живу и живу
помаленьку".
Чтобы задобрить бабку Лушу, я принес ей полное лукошко кислицы, но так
ничего и не добился. Она только и знала, что твердила:
- Было голо место. Пришли мы - батюшки-страсти: зверье-каменье!.. Чисто
казнь, а не жизнь. Потом ничего, обвыкли, к месту приросли... Они ведь,
места-то наши, хо-о-рошие!..
Древняя история не получилась. Ничего не вышло и со средней историей.
Дед Савва, к которому я пристал с расспросами, отмахнулся:
- Какая у нашей деревни история! Бились в этой чащобе, бедовали - ой,
как люто бедовали! - вот и вся история. Жизнь, она нам с семнадцатого году
забрезжила. Ну, а по-настоящему-то с колхоза жизнь начинается... Да. Вот
она, какая история. Нашего веку еще только начало, историю-то потом писать
будут... А вот раньше бывалоча... - И начал рассказывать, как он в 1904 году
воевал с японцами и заслужил Георгия, но это уж никак не вязалось с историей
деревни.
История Тыжи осталась ненаписанной, я спрятал книгу в укладку, но на
деревне узнали про нее, и меня после этого иначе и не зовут, как
"Колька-летописец".
Так, один за другим, рухнули все наши замыслы и начинания.
Мы еще надеялись на Геньку. Генька был врун. Его так и звали:
"Генька-врун". Врал он без всякого расчета, верил в только что выдуманное им
самим и, рассказывая свои выдумки, так увлекался, что вслед за ним
увлекались и мы. Теперь только Генька мог придумать что-нибудь такое, что
вывело бы нас из тупика. Но Генька исчез. Целый день его не было ни в избе,
ни в деревне, и, куда он девался, не знала даже его мать.
Ожидая Геньку, мы долго сидели на заросшем лопухами и репейником дворе
Пестовых. Старик и старуха Пестовы померли еще во время войны, изба стояла
заколоченная, и мы всегда там собирались, потому что там никто нам не мешал.
Серо-синие гольцы стали розовыми, над Тыжей повисла лохматая вата
тумана. Пора было расходиться.
Но в тот момент, когда Пашка сказал: "Ну, я пошел", затрещали кусты и
появился запыхавшийся, растрепанный Генька. Рубашка у него была разорвана,
колени и руки испачканы землей и смолой, а во всю щеку тянулась глубокая,
уже засохшая царапина. Он опасливо оглянулся вокруг, присел на корточки и
спросил зловещим шепотом:
- Умеете вы хранить тайну?
От волнения у меня пересохло в горле, глаза у Катеринки стали еще
больше, а Пашка встревоженно засопел. Это было самой заветной нашей мечтой -
знать хоть какую-нибудь, хоть самую маленькую тайну! И, хотя ни разу мы не