"Анастасия Дубинина. Испытание водой (Часть 1) " - читать интересную книгу автора

стоял и дрожал, обнимая ее встрепанную голову. Ален принес им обоим водички
и, не зная, что ж тут можно поделать, внезапно запел своим красивым тонким
голосом латинский гимн. Матушка от неожиданности даже перестала плакать и
пила воду, всхлипывая и стуча зубами о край металлического кубка, а потом
внезапно начала прерывисто подтягивать пению сына, хотя голос ее то и дело
прерывался.
"Совсем с ума посходили, гимны поют, - сказала этажом ниже тетка
Талькерия тетке Алисе, неодобрительно покачивая головой. - Где ж это видано,
муж погиб, в доме разруха, кредиторы весь порог пообивали - а ей и горя
мало, смотри, как распевает! Не любила она его никогда. Да и верна ему тоже
не была, я это всегда говорила! Дурная женщина, одним словом, бесстыдница."

Казалось бы, ведь и правда не любила Адель Бертрана, а стоило ему
исчезнуть - и оказалось, что все ее хрупкое счастье только на нем и
держалось. Да, не рыцарственный, да, не куртуазный, зато Бертран был
надежным. Когда она пыталась сунуть свой тонкий носик в его торговые дела,
решив внезапно, что это есть долг верной и правильной жены, он мягко
отстранял ее и, целуя, говорил: "Ну, нет, милая моя, не женское это дело -
деньги зарабатывать. Этим я сам займусь, а тебе лишь бы хорошо было,
радуйся, наряжайся да детей воспитывай... Кстати, ты не видела еще, какие я
тебе башмачки купил? Жемчугом шитые, ты такие давно хотела..." И вид
остроносых башмачков, более красивых даже, чем у самой графини, моментально
отбивал у Крошки Адель всякую охоту делить тоскливые мужнины заботы. Вот и
осталась она девочкой, ребячливым тоненьким созданием, которому главное -
найти того, кто о нем позаботится... А теперь заботиться было некому, как ни
старался это сделать десятилетний сын, и нашлись люди, которые не преминули
этим воспользоваться.
Непонятно, откуда их столько взялось, этих кредиторов. При жизни
Бертрана его жена никого из этой породы в глаза не видела; а тут являлись
просто толпами, и все с расписками, все очень убедительные, одни вежливые,
другие - нет, и все чего-то хотели, хотели, хотели... "Что ж, госпожа Талье,
тогда придется обратиться в суд..." "Госпожа Талье, вот расписка. Вы читать,
в конце концов, умеете? (Она, кстати, не умела.) Подпись вашего мужа... В
присутствии свидетеля... Да что вы опять плачете-то, глупая женщина!.." "Эй,
любезнейшая, послушайте-ка, мне некогда. Давайте покончим с этим как можно
скорее..." Она смотрела огромными глазами, не имея сил изгнать за порог всех
этих иудеев, ростовщиков, домовладельцев, поставщиков и еще Бог весть кого,
и до какой же степени дошло ее отчаяние, можно судить по неуверенной фразе,
которую она как-то адресовала своему сыну:
- Ален, сынок, ты не знаешь, где у нас еще могут лежать... Ну... ты
понимаешь... в общем, еще деньги?..
Ален, старавшийся поддерживать мать в ее разбирательствах со
стервятниками-трупоедами хотя бы тем, что стоял рядом и свирепо смотрел
(вроде того, что "я тебя запомню, и, когда я вырасту, добра не жди") ответа
на ее вопрос не знал. Как это было ни прискорбно.

Не удивительно, что при таком положении дел в попытке вновь сшить
воедино лоскуты жизни, рвавшейся по швам, одним прекрасным утром госпожа
Адель с помощью старого конюха - последнего оставшегося в ее распоряжении
слуги - собрала вещи в повозку, посадила по двум сторонам от себя сыновей -