"Яна Дубинянская. Казнь" - читать интересную книгу автора

- но это же Макс. Он помахал мне рукой, имитируя приветствие фробистов, и
зашагал дальше.
В тот день казнь так и не состоялась. Вечером Тригемист собрал людей и
призвал всех переходить к созидательной деятельности, поднимать хозяйство,
втягиваться в русло мирной жизни. Тригемист умел говорить с народом. Он
сказал, что смерть военного преступника - рядовое событие, и что жить его
ожиданием недостойно. Он пообещал объявить о времени казни отдельно. Все
ему поверили. Все всегда верили Тригемисту.
Ночью куда-то уходила Вишенка. Может быть, к Алексу, не знаю.
Утром мы убирали дом. Я выносила на крыльцо круглые половики, а Вишенка
ожесточенно вытряхивала их, стиснув в ниточку губы. Потом мы выскребали и
драили пол, потом стирали белье и занавески, которые Вишенка срывала с
окон. Затем в едкой щелочной воде мыли посуду. Дребезжали ножи и ложки,
скрежетали кастрюли, а Вишенка молчала, ее брови съехались совсем близко
над маленьким носиком.
- Интересно, будет ли сегодня казнь, - сказала я.
Вишенка вскинула голову, а я больно закусила изнутри губы. На ее месте я
бы кого-нибудь убила за такое "интересно". Я с плеском опустила
покрасневшие руки в щелочную воду и мысленно поклялась, что уеду отсюда.
Завтра же. Сегодня. Куда угодно. Если бы не Алекс. Все равно.
- Не знаю, - вдруг тихо сказала Вишенка. - Мы его казним. Но ведь это
никого не вернет. Нас двадцать шесть, а он один, очень просто его убить,
но что это даст? Только то, что мы все будем чувствовать себя убийцами,
все! Ты, конечно, не поймешь, Дина, но мне, например, не станет легче от
того, что казнят этого человека.
На грязной воде расходились беловатые разводы. Я чужая, я действительно
чего-то не понимаю. Мои мама и сестра на севере, в эвакуации. Они живы,
они должны жить! - а палачи во фробистских мундирах должны умирать. Так и
никак иначе.
- И потом, он же только выполнял приказ, - прошептала Вишенка.
...Солнце жгло и слепило, было жарко, как в середине лета, и я бежала по
пыльной улице поселка. Никого не было видно, все разбрелись, чтобы
заниматься мирным строительством, поднимать хозяйство, мыть посуду. На
площади перед церковью тоже было пусто, в церкви стояла тишина и колебался
разноцветный виражный свет, а на скамье серела бесформенным пятном
короткая грузная фигура. Одна. Его даже не охраняли. А впрочем, куда бы он
ушел?
Я подошла к нему близко-близко и попробовала заглянуть... нет, лицо - это
у людей, а у фробистов... не знаю. Его глаза были закрыты, а распластанные
ноздри ритмично раздувались. Он спал! В воздухе стояло тонкое, противное
посвистывание, в свете витражей колыхался столб пыли. Пыль разъедала
глаза, и над серым воротником мундира расплылось беловатое плоское пятно.
И вдруг я чихнула.
Он не вздрогнул - просто проснулся. В его подсознании даже не возникло
варианта, что это пришли за ним - вести на казнь. Он проснулся и теперь с
интересом разглядывал меня из-под набрякших век. Под этим взглядом я
почему-то не могла молчать.
- Вы спите?
На "вы". Какого черта я к нему так обратилась?
- Да, немного устал, - он говорил не с таким уж сильным акцентом. -