"Дафна Дю Морье. Яблоня" - читать интересную книгу автора

началом весны центральным отоплением обычно пользоваться переставали, - и
что, если он не протопит сейчас, головешки так и останутся лежать до будущей
зимы. Он взял бумагу, спички, канистру с керосином, развел большой огонь и
закрыл топку, с удовольствием слушая, как гудит в котле пламя. Ну вот, как
будто все. Он постоял секунду, поднялся наверх и в закутке за кухней набрал
щепок, чтобы снова затопить в гостиной. Пока он ходил за углем, пока
подкладывал и разжигал растопку, прошло довольно много времени, но он делал
все не торопясь и основательно и, когда уголь в камине наконец занялся, с
облегчением уселся в кресло и раскрыл книгу.
Прошло минут двадцать, когда ему показалось, что где-то хлопает дверь.
Он отложил книгу и прислушался. Нет, ничего. А, вот опять. Звук доносился со
стороны кухни. Он встал и пошел посмотреть, в чем дело. Хлопала дверь,
которая вела на лестницу в подвал. Он готов был поклясться, что, уходя,
закрыл ее как следует. Видимо, защелка как-то отошла, и дверь раскрылась. Он
включил за дверью свет и нагнулся осмотреть дверной замок. Вроде бы все в
порядке. Он собирался уже снова закрыть и защелкнуть дверь, как вдруг
почувствовал знакомый запах. Тот самый тошнотворный, сладковатый запах. Он
просачивался наверх из подвала и растекался по кухне. Вдруг его охватил
безотчетный, почти панический страх. Что если запах ночью заполнит весь дом,
проникнет во второй этаж, дойдет до спальни - и он задохнется во сне?.. Эта
мысль была нелепа, почти безумна - и все же...
Он заставил себя снова взойти по лестнице в подвал. Пламя в топке уже
не гудело; из котла не доносилось ни звука. Через щели вокруг дверцы тонкими
зеленоватыми струйками выползал дым - и вместе с ним струился запах, который
он почувствовал в кухне.
Он подошел и рывком открыл дверцу. Бумага и щепки прогорели до конца,
но остатки яблоневых дров и не думали загораться. Они так и лежали
беспорядочной грудой, обуглившиеся, почернелые, словно кости казненного на
костре. Его замутило. Он сунул в рот носовой платок, чтобы подавить тошноту.
Потом, плохо соображая, что делает, кинулся вверх по лестнице, схватил
пустой совок и, орудуя щипцами и лопатой, стал вытаскивать головешки через
узкую дверцу. Желудок у него то и дело сводили рвотные спазмы. Наконец он
выгреб все и, нагрузив полный совок, прошел через кухню и открыл дверь на
заднее крыльцо.
На этот раз ночь стояла безлунная; накрапывал дождь. Подняв воротник,
он огляделся кругом, прикидывая, куда бы выбросить головешки. До огорода,
где была компостная куча, надо было пройти пару сот шагов, и тащиться туда
под дождем, в темноте, не хотелось. Ближе было дойти до гаража - за ним, по
ту сторону забора, росла густая высокая трава, и если кинуть головешки туда,
их никто не заметит. Он пересек усыпанный гравием автомобильный въезд и
швырнул свою ношу в траву через забор, отделявший его землю от фермерской.
Пусть лежат и гниют, пусть мокнут под дождем, покрываются грязью и плесенью
- теперь ему нет до них дела. Главное - он избавился от них, выкинул вон, а
дальнейшее его не касается.
Он возвратился в дом и еще раз проверил, крепко ли заперта дверь в
подвал. Запах успел уже выветриться; воздух был чистый.
Он перешел в гостиную, чтобы согреться у огня, но озноб никак не
проходил - он изрядно промок под дождем, да и желудок еще продолжало
сводить, так что он чувствовал себя совершенно разбитым.
Ночью он плохо спал и наутро проснулся в довольно муторном состоянии.