"Юрий Дружников. Смерть царя Федора (Микророман)" - читать интересную книгу автора

где он имел койку, окруженную дорогой мебелью, которая нужна была только
Нюше, чтобы протирать пыль. Сплетни, подсиживания, призывы и указания сверху
он воспринимал преходящим, суетой. Важно только то, что на сцене, тут -
жизнь. А в остальной, действительной жизни все есть игра.
Оставшись без "Федора", единственной своей опоры, Коромыслов, однако,
не приостановился, но углублялся в унижение и халтуру, боясь потерять все.
Он согласился играть утренние спектакли для детей.
По воскресеньям зал набивали ребятней всех возрастов. Младшие
дохрустывали вафли, принесенные из буфета, отношение к действию высказывали
вслух и во время акта ходили по проходам.
- Федя, на кой тебе эти грошевые утренники?
- А для поддержания формы. У меня, братцы, отдача полнее с утра, когда
я еще не устал.
Врал Федор Петрович. Скучно ему было дома, хоть вешайся, а в театре все
трудней.
В новой пьесе о рабочем классе "Металлурги" Яфаров дал ему маленькую
роль, полагая, что Коромыслов оскорбится. А тот взял. Конфликт вышел из
другого. Яфаров вдувал воздух в мертвые легкие пьесы, искал оживления.
Старый кадровый рабочий должен был, по замыслу Яфарова, выезжать на сцену на
велосипеде.
- Я-то выеду, мне что, - согласился Федор Петрович. - Но зритель
только и будет думать, свалюсь я в оркестровую яму или нет.
- Не учи меня! - огрызнулся Яфаров. - В Большом, вон, слона выводят
на сцену, и то ничего.
- Так то ж Большой, для иностранцев показуха. А здесь кто же тебя
научит? Металлурки? - он на ходу переделал слово. - На театре уцелели
единицы, еще помнящие, что есть искусство. И эти единицы уходят. Вы
наследники, а тайны нашего дела спешите выбросить на помойку. Ну и куда же
вы будете двигаться?
- Голуба! - примирительно отреагировал Яфаров. - Театр меняется.
Пойми, теперь другие масштабы режиссуры. Играет коллектив. Не я это придумал
- эпоха. Звезды только дробят генеральный замысел. Ты, Федор Петрович, при
всей нашей любви к тебе, человек предыдущего времени. Тебе этого уже не
понять.
Коромыслов сдался. За последние месяцы он привык к мысли, что театру он
обуза. Халтура, забвение старых заветов проще и потому удобнее. Организация
дела вполне заменила талант. Махнул рукой Федор Петрович и, сославшись на
здоровье, ушел совсем. В "Металлургах" его без особого труда заменили.
Всю весну он гулял от Мясницких ворот до Никитских и обратно, хотя это
было противно и глупо.
- Как здоровье, Федя? - встречал его кто-либо из стариков.
- "Всем ведомо, что я недолговечен; недаром тут, под ложечкой, болит",
- играл он Федора Иоанновича, но тут же прибавлял. - Да ничего у меня не
болит. Ну их всех! "Я царь или не царь? Царь иль не царь?" Общупали меня и
кляузу сочинили, а я здоровше их всех вместе, как козел в марте.
Едва потеплело, они с Нюшей уехали на дачу. Он гулял в саду вдвоем с
котом и с ним беседовал. Кот этот потрясал своей дружбой Федора Петровича,
облегчал переустройство психики. Однажды вечером кот появился на террасе,
мяукнув и всем своим видом зовя куда-то хозяина. Хозяин встал, побрел за
ним. Кот бежал впереди, показывая дорогу, и привел его к двум кошкам,