"Юрий Дружников. Мой первый читатель (Микророман)" - читать интересную книгу автора

охране гостайн в печати. Ведомство это знало все, чего нельзя, даже,
вероятно, знало то, что можно, и это абсолютное, неизвестно как добытое и
кем узаконенное ведение, эта невидимая всесильная власть над умами пишущих и
читающих, вызывали к представителю данного ведомства почтение. Может,
трепет. Может, страх. А скорей всего, то, и другое, и третье вместе взятое.
Все происходящее в мире на языке Цезаря Матвеича называлось
"сведениями". Сведения он делил на устные и письменные. Устные он любил,
включая анекдоты. Громко и заразительно смеялся, прямо-таки трясясь от смеха
и вытирая слезы, что доставляло рассказчику несомненное удовольствие,
побуждая вспомнить что-нибудь еще более солененькое. И - панически боялся
всего, что написано или набрано.
Если возникала опасность, о которой вы не подозревали, рот его суровел,
глаза холодели, становились зорче. Он шумно и долго втягивал воздух через
ноздри, будто стремился запастись им аж до светлого будущего. Конечно, оно
было не за горами, но все же лучше запастись. Казалось, сейчас он достанет
специальный инструмент, какой-нибудь инфракрасный бинокль, чтобы разглядеть
насквозь не только текст, но и вас. Он действительно вытаскивал большую лупу
и, если какая-нибудь буква в самых ответственных словах, вроде "Ленин",
"Брежнев" или "Политбюро", отпечаталась не полностью, долго вертел набор под
увеличительным стеклом, разглядывая его так и эдак, проникая в тайный смысл
неясного знака.
- В каждой букве заложена опасность контрреволюции,- говорил он на
совещании и, видя улыбки присутствующих, добавлял: - Каждая буква - это
бомба. Это я вам говорю со всей ответственностью, я, ваш советчик и друг.
- Но как же нормально работать в такой взрывоопасной обстановке?-
спрашивал кто-нибудь.- Мы же не саперы.
- Недоумевать не надо,- назидательно отвечал он.- Я скромный страж
интересов государства. Поскольку у вас с государством не может быть
конфликта, я защищаю от беды и вас.
В путевом очерке спецкора Шумского цензор Цезарь велел вычеркнуть, что
от Москвы до Ленинграда по шоссе 707 км.
- Чтобы американские шпионы заблудились,- прокомментировал друзьям
Шумский.
Секретной была длина экватора земного шара.
- Это же стратегические данные,- объяснял цензор.
Если возразить, что эта цифра есть в учебнике для четвертого класса, он
бы ответил: "Значит, там она согласована". Или: "Вчера это можно было
разглашать, а сегодня уже нельзя".
По поводу каждой цифры, факта, имени, события, каждого названия Цезарь
Матвеич требовал одного: визы соответствующего компетентного ведомства. А
когда ему пытались терпеливо объяснить, что по меньшей мере в отдельных
случаях это абсурдно, Цезарь Матвеич с улыбкой отвечал:
- До - я верю вам. Но после - с работы снимут меня.
Ему говорили:
- Чего вы трясетесь?
Он в ответ:
- Лучше трястись в теплом кабинете, чем от холода на улице.
Его стыдили:
- Ну вы и трус!
- По-вашему - трус,- спокойно возражал он.- А по мнению моего