"Владимир Николаевич Дружинин. Тропа Селим-хана " - читать интересную книгу автора

ни выстрел врага, ни ярость горного потока. А все-таки трудно сейчас. Многое
зависит от того, что будет сейчас решено.
Шахназаров, Бахтадзе, чабан Арсен - кто они? Изменники или друзья,
готовые завершить поиск? Честные люди, которым нужно раскрыть все карты, как
союзникам? Ведь лазутчики явятся к ним. Для того и взяли с собой копии
писем, чтобы напомнить, припугнуть.
- Тех я не знаю, - проговорил Нащокин, - а что касается Арсена...
Неужели Арсен изменник! Ему можно поставить в вину и неудачу первых
дней поиска и то, что о письме стало известно только теперь, не от него
самого. Арсен - враг! И работа его и дружба с пограничниками - одно
притворство! Лишь на минуту допустил это Нащокин и почувствовал, как скверно
становится на душе. Все вокруг словно померкло, даже огни на горе как бы
потускнели.
- Кому тогда верить, Вахтанг! Не укладывается в сознании... Но как же
понять письма?
Арестованный, называющий себя Хасаном, и его спутники были посланы к
завербованным. Это же ясно!
Ахметели кивнул. Да, он не один день ломал голову. Нащокин удивился бы,
если бы позавчера, например, заглянул на допрос. Ахметели беседовал с
арестованным о сельском хозяйстве. Об уходе за овцами, о стрижке, о способах
улучшить качество шерсти. Надо было видеть, как он оживился! Он крестьянин.
Понятно, о наших методах труда, о нашей технике - ни бельмеса. Все его
познания из собственного единоличного опыта. Ахметели видел, слушая его,
глинобитный дом в Турции, тощее поле с оградой из вывороченных камней,
скрипучий карасапан - деревянный плуг с железным сошником, придуманный еще
во времена Византийской империи.
- Крестьянин! Вот что существенно, генацвале! Представьте себе,
приходит такой Хасан к Арсену. Арсен же лучше его живет, неизмеримо лучше.
Против своих не пойдет. Положение у гостя плохое. Показать свое лицо хозяину
опасно. Возвращаться ни с чем тоже худо, деньги терять не хочет. Мужицкий ум
соображает...
- Обманывают своих! - воспрянул Нащокин и с облегчением засмеялся.
- А что, неправ я?
- Нет, почему же... Вполне вероятно.
- В том и суть, генацвале.
"Молодец, Вахтанг, - подумал Нащокин. - Вот он каков! Встретишь его на
проспекте Руставели вечером - в костюме из чесучи, в сандалиях, начищенных
до зеркального блеска. С ним компания хохочущих приятелей. Кажется, нет
беспечнее человека, чем Вахтанг Ахметели".
- Значит, Арсен будет ждать гостей, - сказал Нащокин. - Пусть сидит на
кочевке.
- Да, - кивнул Ахметели. - Пускай сидит. А вы... не спугните гостей.
Поиск продолжается. Но он примет теперь другие формы, не столь явные.
Как только лазутчики сочтут себя в безопасности, они вылезут наружу,
толкнутся к Арсену, к другим... Конечно, в принятом решении есть доля риска.
Но возможна ли борьба без риска? И не требует ли она подчас и подвигов
совести, мужества в доверии?
Так думал Нащокин, шагая по проспекту, мимо слепящих витрин, в веселой
толпе гуляющих. Над подъездом кинотеатра загоралась и гасла узорчатая вязь
грузинских букв, красные, синие, зеленые отсветы падали на асфальт.