"Владимир Николаевич Дружинин. Тропа Селим-хана " - читать интересную книгу автора

призван в армию, попал в окружение, сдался в плен немцам и несколько лет
скитался по лагерям. После войны на эвакопункте близ Неаполя его заприметили
наши офицеры и, как турка по национальности, рекомендовали отправить в
Турцию. Стоило сказать ему о каре, ожидающей в Советском Союзе лиц,
сдавшихся в плен, как он изъявил согласие забыть свою родину и обрести
новую, под эгидой полумесяца.
Турецкое правительство выдало ему ссуду на обзаведение и поселило в
приграничном районе, опять-таки не без подсказки с нашей стороны.
Что я имел против Исы? Определенного ничего. Он сопровождал Нияза, и
последний остался доволен компаньоном. Память у Исы блестящая, тропа
контрабандистов отпечаталась в ней глубоко и во всех подробностях. Из-за
одного этого я не мог отказаться от него.
Однако кое-что настораживало меня. Так, например, Иса купил на
советской стороне костюм и принес его домой, несмотря на то, что я запретил
подобные штуки. Правда, он спорол клеймо и по моему приказу пришил турецкое.
У себя в селе он хвастался покупкой, причем особый восторг вызывала у него
шелковая подкладка пиджака. Турецкие деревни погружены в нищету, и новая
одежда - пусть даже рабочая куртка из самого худшего материала - это целое
событие для крестьянина. Понять Ису я мог, но поведение его нельзя было
считать безупречным.
Далее, Иса потратил все полученные деньги на овец, в то время как Нияз
пожертвовал часть мечети и заказал мулле молитвы за преуспеяние в делах.
Мелкая деталь, но не в пользу Исы.
В Грузии Иса навестил Арсена Давиташвили, с которым связан былыми
приключениями с контрабандой. Доставив мне письмо от Давиташвили, он сообщил
мне любопытные факты о чабане. Оказывается, Давиташвили владеет собственным
домом, в Сакуртало, является кавалером ордена, осыпан почестями за свою
работу. Портреты чабана печатаются в газетах! Сейчас я снова перечитал
письмо Давиташвили и задумался. Очень уж быстро удалось Исе перетянуть к нам
человека, несомненно состоятельного и наслаждающегося славой!
Двое других завербованных - семидесятилетний бобыль Киклидзе и
упаковщик консервного завода Шахназаров - не вызывали у меня сомнений. Но
популярный чабан!..
О, если бы я мог проникнуть в душу Исы! Замкнутый, мечтательный, он
иногда обрывал свою речь на полуслове и принимался с отсутствующим видом
следить за бабочкой, залетевшей в комнату. При этом он медленно,
сосредоточенно жевал губами - привычка, появившаяся с тех пор, как фашисты
выбили ему зубы в концлагере.
Конечно, ближе всех к Исе и Ниязу стоял Азиз-бей. Но просить у него
совета - приятного мало! До чего несносен этот черномазый! Его непомерное
честолюбие, его животная жадность нередко приводили к стычкам со мной. Я,
видите ли, оттираю его! Послушать его, так только ему следовало объявить
благодарность и дать наградные за установку аппаратов подслушивания! А ведь
он не смыслит в них ни уха, ни рыла! После ухода Исы и Нияза он опять
обиделся на меня, так как благодарность опять досталась мне. На что бы он
годился без меня! Надутый сынок табачного плантатора, лентяй, невежда...
Мало ему того, что я, представитель цивилизованного мира, числюсь у него
советником и даже принял мусульманство и именуюсь Мохамед-беем!