"Александр Васильевич Дружинин. Полинька Сакс (Повесть) " - читать интересную книгу автора

умненький ангел.

Frisant un peu le diable par sa malignite [17].

У тебя искони веков был чудесный вкус; ты этим славился. "Сакс похвалил
эту вещь", -- говорили все, и суждения прекращались. В таком уважении был
твой вкус между прочими смертными. Да сверх того в достоинствах твоей
Полиньки убеждает меня ещё одно обстоятельство.
Недавно приехал сюда из чужих краев князь Галицкий. Чей он адъютант, не
помню, чином же штаб-ротмистр. Остановился он в имении своей сестры, соседки
моей по имению, женщины... ну, о ней да позволено будет умолчать. Сестра эта
воспитывалась в одном заведении с твоею женою и всё ладила, чтоб выдали её
за этого Галицкого. Тот был так уверен в успехе, что, не объяснившись ни с
родителями Полиньки, ни с нею, уехал себе пить зельтерскую воду, которую au
prix modere [18] продают и в Петербурге. Пивши воду, он прогулял невесту.
Вся эта незатейливая история, верно, известна и тебе.
Говорят, что надобно было видеть отчаяние князя, которому, как кажется,
всё в жизни постоянно удавалось. Прибрежные скалы и уединённые леса
наполнялись нежными именами, которыми заочно награждал он твою жену, и
страшными ругательствами на сестру и на тебя. Он сделался болен чем-то вроде
mania furibunda [19]. Однако потом он утих, сошёлся с сестрою, познакомился
с её соседями и между прочими со мною. Перед отъездом в Петербург он
вызвался доставить тебе моё письмо.
Я рассудил, что прятаться тебе от него не следует, к тому же вы знакомы,
будете встречаться в свете, -- стало быть, можно исполнить его желание. Вот
почему это письмо передаст тебе князь Галицкий, первый полькёр и вальсёр в
русском царстве.
Я тебя знаю, почтенный приятель. Прочитавши всё это, ты усмехнёшься,
пожалуй покажешь моё письмо жене и подумаешь про себя: "Адъютантик! Князёк!
Полькер? _Пхе, пучзат!_ {6}, как говорят горцы". Нет, добрый мой Сакс,
Галицкий не пхе, а человек довольно опасный, потому, что он горд, как
дьявол, и что рано заслуженный, блестящий успех в свете выдвинул его из ряду
обыкновенных людей.
Отними у любого знаменитого писателя его славу: думаешь, что его новые
произведения будут так же хороши, как прежние? Припомни по этому случаю
собственное твое изречение лет десять тому назад: "Дайте мне славы в
кредит -- и я сделаюсь отличным писателем".
Отними у какого-нибудь государственного человека его prestigium [20]: ты
думаешь, что труд его будет так же смел, и лёгок, и скор?
Галицкий родился пустым человеком, учился же и мало и плохо. А теперь
дают ему трудные поручения, и он выполняет их на славу. За границей женщины
умнее наших, а расспроси-ка, каких чудес он там наделал! Повторяю тебе:
гордость и слава дали ему ум таким же путём, как ум твой доставил тебе и
почёт и богатство. К тому же Галицкий молод и на лицо прехорошенький
мальчик.
Мне, признаюсь, он понравился, как человек до неимоверности
разнообразный в своих удовольствиях. Достоинство это даёт ему перевес над
светскою молодёжью, которая за порогом бальной залы и за рубежем
каменноостровских дач {7} решительно не знает, что из себя делать.
Убеждений у Галицкого нет никаких или их так много, что сам чёрт за ними