"Лев Савельевич Друскин. Спасенная книга (Воспоминания ленинградского поэта) " - читать интересную книгу автора

"Не разряженная, не светская -
Стены в пятнах, булыжник сер...
Чем гордишься, 7-ая Советская?
Где тебе до 8-ой, например!"
Неправда! Она такая широкая и красивая - 7-ая Советская, улица, моего
детства!

ДЯДЯ ЛЭЙВИК -

У нас в квартире, в комнате, забившейся в угол коридора, жили сестра
бабушки тетя Этка и ее муж дядя Лэйвик. У них всегда пахло не то клеем, не
то мазутом. С этим запахом смешивался стойкий запах скипидара.
Тетя Этка и дядя Лэйвик были кустари. На керосинке постоянно кипела и
булькала большая желтая кастрюля. Ее содержимое разливалось по формочкам.
Остывая, оно затердевало и на стол вытряхивались коричневые кружочки,
похожие на шашки - с ободком и выдавленным посередке и изображением ботинка.
Все еврейское в нашем доме было связано с дядей Лэйвиком. Он ходил в
талэсе и молился. Он дарил нам хануке-гелд, он показывал нам красивый
серебряный семисвечник, и без него не было бы сейдера.
Сейдер. Пасха. Милый торжественный обряд. Самодельное виноградное вино,
которое давали даже детям.
Для кого поставлена полная рюмка на краю стола? Взрослые смеялись: "Вот
придет, тогда увидишь". Но никто ни разу не приходил.
А пасхальные кушанья! Кнейдлах - белые шары из пасхальной муки, такие
противные в молочном супе, облепленные жирными пенками, и такие чудесные в
курином


23

бульоне. Тейглах - обжигающие язык имбирем, прилипающие к зубам сладко
тянущимся медом. И айнгемахц, айнгемахц - редька в меду, лучшее лакомство на
свете.
Моя жена русская. Ее коронное блюдо - фаршированная рыба. Но когда она
научится делать айнгемахц?

ТЕТЯ ЭТКА-

Тетю Этку я ненавидел. Каждое утро она входила к нам с металлической
трубочкой и фукала на стены скипидаром. И всегда долго и нудно ругала меня
за какую-нибудь мелочь. Я мечтал с ней разделаться. Мне было уже лет восемь
и я хорошо пополнил на улице свой лексикон. Когда она стала в очередной раз
меня пилить, я решился и осуществил задуманное.
- Такую-то мать! - сказал я своим звонким невинным голосом.
Тетя Этка остолбенела.
- Так, так и растак! - добавил я с наслаждением. Она металась,
всплескивала руками:
- Ой! Ой! Замолчи сейчас же! Что он только говорит!
А я сидел за столом, удобно облокотившись и, спокойно перечислял все
известные мне ругательства.